Бальзаковский возраст
«Бальзаковский возраст» русская идиома, не существующая в других языках. Это выражение появилось в 1880-е годы, а его самые ранние формы почти на полвека раньше. Вопреки нередко бытующим представлениям, «бальзаковский возраст» с самого начала понимался так же, как он понимается и теперь.
В справочнике Ашукиных «Крылатые слова» (1955) в качестве источника этого выражения указан роман Бальзака «Тридцатилетняя женщина». Однако здесь же отмечено, что речь идет о «возрасте 30 - 40 лет». Мы бы добавили: «и более позднем». Может быть, поначалу «бальзаковский возраст» был меньше?
Роман «Тридцатилетняя женщина» («La Femme de trente ans», 1842) составлен из новелл, которые публиковались с 1830 г. Третья новелла, опубликованная в 1832 г., называлась «В тридцать лет» («А trente ans»); в следующем году она вышла в России отдельным изданием под заглавием «Женщина в тридцать лет».
Но уже в 1836 г. писатель и критик Жюль Жанен заявил об открытии Бальзаком - нет, не тридцатилетней женщины, а «женщины от тридцати до сорока лет, и даже старше!» «Женщина тридцати-сорока лет слыла в прошлом неподвластной страстям, а следовательно, не существовала ни для романа, ни для драмы; сегодня же, благодаря этим триумфальным открытиям, сорокалетняя женщина царит в романе и драме полноправно и единолично. Сорокалетняя женщина вытеснила из литературы шестнадцатилетнюю барышню».
Вера Мильчина по поводу этой цитаты замечает: «Бальзаковской героине, на которую намекает Жанен, было не 40, а 30 лет»; «Именно отсюда из романа "Тридцатилетняя женщина" пошло выражение "женщина бальзаковского возраста", хотя сегодня под ним подразумевают особ более преклонных лет».
В действительности женщина, «открытая» Бальзаком, с самого начала виделась в России, как и во Франции, преимущественно сорокалетней. В повести Владимира Соллогуба «История двух калош» (1839) читаем: «В сорок лет, что ни говори Бальзак, женщина в неприятном положении».
В повести Сергея Победоносцева «Милочка» (1845) упоминалась «отцветшая бальзаковская сорокалетняя красавица». Выражение «сорокалетняя красавица» стоит запомнить - мы его встретим ниже.
Тогда же рецензент «Отечественных записок» повторил слова Жюля Жанена, назвав Бальзака «литературным Христофором Колом-бом», который «открыл сорокалетнюю женщину»: «Дайте Бальзаку сорокалетнюю женщину, бледную, желтую, хилую, болезненную, пусть даже она будет с горбом или хромает, - ничего! она вмиг явится очаровательным созданием: романист-парадокс оденет ее с изящным вкусом, вы ослеплены, очарованы, пред вами не женщина зрелого возраста, желтая и безобразная, - перед вами ангел, волшебница, сама Венера».
В таком случае причем здесь «Тридцатилетняя женщина»?
Прежде всего напомним, что определение «тридцатилетняя» тогдашний читатель понимал как галантное обозначение женщины в возрасте за тридцать, а пожалуй, и далеко за тридцать. Критик парижского «Артистического журнала» язвительно замечал:
«Ни для кого не тайна, что женщина переходит от двадцати девяти лет до шестидесяти без промежутков, и что тридцатилетняя женщина существует только в фантастическом воображении г-на де Бальзака».
На исходе XIX в. о том же говорил Оскар Уайльд: «Ей все еще тридцать пять с тех самых пор, как ей исполнилось сорок».
Паспортов тогда не было, и дамы легко сбавляли себе возраст. 32-летняя Эвелина Ганская на первой встрече с Бальзаком выдавала себя за 27-летнюю, т.е. 30-летней она стала лишь в 35 (10, с. 246). В маркизе д'Эглемон, героине новеллы «В тридцать лет» (1832), осведомленные парижане находили сходство с графиней де Берни, возлюбленной молодого Бальзака, а ей в начале их романа было даже не сорок, а сорок пять, и она уже успела стать бабушкой.
Едва ли не центральное место занимает в этой новелле сравнение девушки со зрелой женщиной, причем безусловно в пользу последней. «Тридцатилетняя женщина идет на все, а девушка из девичьего страха вынуждена перед всем отступать». «В эту пору она уже обладает необходимым тактом, умеет затронуть чувствительные струны мужского сердца и прислушаться к их звучанию». «Женщины знают тогда цену любви и дорожат ею, боясь утратить ее; в ту пору душу их еще красит уходящая молодость, и любовь их делается все сильнее от страха перед будущим» (пер. А. Худадовой).
Гораздо менее известно, что в том же 1832 г. Бальзак воспел и сорокалетнюю женщину - в новелле «Поручение» из цикла «Сцены из частной жизни». Герои новеллы переживают «то время, когда кажутся всего обаятельней женщины известного возраста, иными словами, женщины между тридцатью пятью и сорока годами»; «встречается немало сорокалетних женщин более молодых, чем иные двадцатилетние»; «мы признались друг другу: он - в том, что госпоже такой-то тридцать восемь лет, а я, со своей стороны, в том, что страстно люблю сорокалетнюю» (пер. М. Столярова).
Не удивительно, что с 1830-х годов Бальзак - любимый автор не только французских, но и русских дам. В повести Михаила Загоскина «Три жениха» (1835) упоминаются только что доставленные из Парижа в некий губернский город «две французские книги в синей красивой обертке: это были "Сцены из приватной жизни", сочинение г. Бальзака» (заметим: те самые «Сцены...», в которые включена новелла «Поручение»). Прибывшая из Москвы дама востороженно восклицает: «Но Бальзак!.. Ах, Бальзак!! В Москве нет ни одной порядочной женщины, которая не знала бы его наизусть».
В 1838 г. вышла в свет повесть «Сорокалетняя женщина» («La Femme de quarante ans») Шарля де Бернара, друга и ученика Бальзака. В том же году эта повесть - под измененным заглавием «Сорокалетняя красавица» - появилась в «Библиотеке для чтения», самом популярном тогдашнем русском журнале. Повесть Бернара еще более утвердила представление о «бальзаковской женщине» как сорокалетней.
А в следующем, 1839 г., вышел роман Бальзака «Беатриса». Одной из главных героинь романа была сорокалетняя мадемуазель де Туш, «списанная» с Жорж Санд. Бальзак превозносит ее до небес: «Юности свойственно лакомиться зрелыми плодами, а ими богата щедрая осень женщин»; «их преданность безгранична; они слушают вас, они любят вас, наконец, они хватаются за любовь, как приговоренный к смерти цепляется за какой-нибудь пустяк, связывающий его с жизнью словом, абсолютную любовь можно узнать только через них» (пер. Н. Жаркова).
Как видим, «бальзаковский возраст» с самого начала понимался так же, как он понимается и теперь. Само это выражение чисто русское: оно неизвестно в других языках, включая французский.
Появилось оно не сразу, а лишь в последние десятилетия XIX в., например, в юмореске Чехова «От нечего делать» (1886): «Ах ты, бесстыдница! Впрочем, что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с этим возрастом!»; «Бальзаковская барыня и психопатка». Здесь героине 33 года, и ее причисление к «бальзаковским барыням» - отчасти следствие сильнейшего раздражения ее мужа, заставшего ее целующейся с молодым человеком.
Примерно к тому же времени относится эпизод из воспоминаний Марии Павловны Чеховой. Левитан неожиданно объяснился ей в любви; она рассказала об этом брату. Тот ответил: «Ему нужны женщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты». Это выражение было тогда новым. «Мне стыдно было сознаться, - вспоминает Мария Павловна, - что я не знаю, что такое "женщина бальзаковского возраста", и в сущности я и не поняла смысла фразы Антона Павловича».
Такой женщиной была, как известно, художница Софья Кувшинникова - прототип чеховской «Попрыгуньи». Их роман с Левитаном начался, когда ей было сорок, а Левитану - двадцать восемь.
В романе Лескова «Некуда» (1864) говорилось о «страстных женщинах бальзаковской поры» («пора» здесь синоним «возраста»), а в очерке Некрасова «Петербургские углы» (1845) - о женщине «в полном цвете бальзаковской молодости, с красными, как бурак, одутловатыми щеками».
У Салтыкова-Шедрина, а также у Некрасова и Лескова, «бальзаковская женщина» дается в сугубо ироническом контексте:
«- Сорок годков изволили получить! Самая, значит, пора!
Я делаю чуть заметный знак нетерпения.
- По Бальзаку, это именно настоящая пора любви. Удивительно, говорят, как у этих сорокалетних баб оно знойно выходит...».
«Я, твоя бедная мать, эта сорокалетняя женщина, cette femme de Balzac, comme dit le Butor! бальзаковская женщина, как говорит Butor».
Никакого сколько-нибудь известного Бютора не существовало, как не существовало во Франции выражения «femme de Balzac».
Прообраз оборота «бальзаковский возраст» мы находим уже в 1837 г. Рецензент одноактной комедии «Дамы-благотворительницы» Феликса Арвера недоумевал, зачем понадобилось автору сделать своих героинь женщинами в зрелых и даже перезрелых летах; женщинами, которые перешли уже бальзаковскую грань женской молодости - роковую грань, за которою уже не цветут никакие розы, и только витают морщины.
Сорокалетняя влюбленная женщина встречалась в литературе и раньше. В XVIII в. Генри Филдинг писал о ней почти так же, как и Бальзак:
«Благоразумная страсть, которую женщина в этом возрасте чувствует к мужчине, во всех отношениях разнится от пустой детской любви девочки к мальчику, которая часто обращена только на внешность и на вещи ничтожные и преходящие.».
Разница только в том, что у Филдинга это чистый сарказм, а вовсе не панегирик.
Леон Гозлан в мемуарном очерке «У Бальзака» (1853) заметил, что Бальзаку удалось «неопределенно продолжить в них (женщинах) возраст возможности любить и особенно быть любимыми».
Об этой заслуге французского романиста говорит и русская дама в повести Владимира Зотова «Между Петербургом и Москвой» (1853):
«Мне тридцать пять лет, а со смертью Бальзака кончились в литературе все апотеозы сорокалетних красавиц. [Опять-таки отметим этот оборот, повторяющий заглавие русского перевода повести де Бернара. - К. Д. Только его гений мог сделать интересною женщину этих лет. Неблагодарные женщины, мы и не подумали воздвигнуть ему памятник в награду за один из самых смелых подвигов, о которых когда-нибудь упоминалось в истории!».
Константин Душенко
