Стихи о Крыме
Иосиф Бродский. "Приехать морю в несезон..."
Приехать морю в несезон,
помимо матирьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орёл двугривенника прав,
Четыре времени поправ!
Здесь виноградники с холма
Бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
Здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит
Крутя замедленное сальто,
Луна разбиться не грозит
О гладь щербатую асфальта.
Её и тьму других светил
Залив бы с лёгкостью вместил.
Когда так много позади
Всего, в особенности - горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство -
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
Октябрь 1969 г. Гурзуф.
Александр Городницкий: «И, если, Боже, любишь Украину, переведи её через майдан»
Севастополь останется русским Слушать эту песню mp3
Севастополь останется русским Слушать эту песню mp3
Пахнет дымом от павших знамен,
Мало проку от битвы жестокой.
Сдан последний вчера бастион,
И вступают враги в Севастополь.
И израненный молвит солдат,
Спотыкаясь на каменном спуске:
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
Над кормою приспущенный флаг,
В небе мессеров хищная стая.
Вдаль уходит последний моряк,
Корабельную бухту оставив,
И твердит он, смотря на закат,
И на берег покинутый, узкий:
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
Что сулит наступающий год?
Снова небо туманное мглисто.
Я ступаю в последний вельбот,
Покидающий Графскую пристань,
И шепчу я, прищурив глаза,
Не скрывая непрошеной грусти:
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
Песня написана в августе 2007 года.
Виктор Сыроватский
Вдох Крыма перед долгими снегами,
глоток уже туманного бальзама,
и сердце где-то в горле, и слеза
от ветра спеет, и гора – не горе,
да облако за ней легло на море,…
и медяки рассыпали леса.
Кипит гряда легированным сплавом,
ни слева одиночества, ни справа,
а только хруст, дыханье, светотень.
Так высоко, что можно выпасть в небо,
и все, что недодумано и недо-
расслышано — сгорит, как этот день.
И справа круча облака, и слева,
а впереди горит шиповник спелый,
и здесь сейчас со мною все мои...
Я слышу их спасительную поступь.
Нигде нет одиночества, а просто
скользит тропа с шуршанием змеи.
Юлия Друнина
Да здравствуют южные зимы!
В них осень с весной пополам.
За месяц январского Крыма
Три лета курортных отдам.
Здесь веришь, что жизнь обратима,
Что годы вдруг двинулись вспять.
Да здравствуют южные зимы!—
Короткая их благодать.
Стихотворения Бориса Чичибабина
Карадаг
Еще недавно ты со мной,
два близнеца в страде земной,
молились морю с Карадага.
Над гулкой далью зрел миндаль,
мой собеседник был Стендаль,
а я был радостный бродяга.
И мир был только сотворён,
и белка рыжим звонарём
над нами прыгала потешно.
Зверушка, шишками шурша,
видала, как ты хороша,
когда с тебя снята одежда.
Водою воздух голубя,
на обнажённую тебя
смотрела с нежностью
Массандра,
откуда мы, в конце концов,
вернулись в горький край
отцов,
где грусть оставили назавтра.
Вся жизнь с начала начата,
и в ней не видно ни черта,
и распинает нищета
по обе стороны креста нас,—
и хочется послать на «ё»
народолюбие моё,
с которым все же не
расстанусь,
Звезда упала на заре,
похолодало на дворе,
и малость мальская осталась:
связать начала и концы,
сказать, что все мы мертвецы,
и чаркой высветлить усталость.
Как ни стыжусь текущих дней,
быть сопричастником
стыдней,—
ох, век двадцатый, мягко
стелешь!
Освобождаюсь от богов,
друзей меняю на врагов и
радость вижу в красоте лишь.
Ложь дня ко мне не приросла.
Я шкурой вызнал силу зла,
я жил, от боли побелевший,
но злом дышать невмоготу
тому, кто видел наготу
твою на южном побережье.
1968
Судакские элегии
1
Когда мы устанем от пыли и прозы,
пожалуй, поедем в Судак.
Какие огромные белые розы
там светят в садах.
Деревня — жаровня. А что там
акаций!
Каменья, маслины, осот...
Кто станет от солнца степей
домогаться
надменных красот?
Был некогда город алчбы и
торговли
со стражей у гордых ворот,
но где его стены и где его кровли?
И где его род?
Лишь дикой природы пустынный
кусочек,
смолистый и выжженный край.
От судей и зодчих остался песочек —
лежи загорай.
Чу, скачут дельфины! Вот бестии.
Ух ты, как пляшут!
А кто ж музыкант?
То розовым заревом в синие бухты
смеется закат.
На лицах собачек, лохматых и
добрых, весёлый и мирный оскал, и
щёлкают травы на каменных
ребрах у скаредных скал.
А под вечер ласточки вьются на
мысе
и пахнет полынь, как печаль.
Там чертовы кручи, там грозные
выси и кроткая даль.
Мать-Вечность царит над нагим
побережьем,
и солью горчит на устах,
и дремлет на скалах, с которых
приезжим сорваться — пустяк.
Одним лишь изъяном там жребий
плачевен и нервы катают желвак:
в том нищем краю не хватает
харчевен и с книгами — швах.
На скалах узорный оплот генуэзцев,
тишайшее море у ног,
да только в том месте я долго
наесться, голодный, не мог.
А всё ж, отвергая житейскую нехоть
— такой уж я сроду чудак,— отвечу,
как спросят: «Куда нам поехать?» —
«Езжайте в Судак».
2
Настой на снах в пустынном Судаке...
Мне с той землёй не быть накоротке,
она любима, но не богоданна.
Алчак-Кая, Солхат, Бахчисарай...
Я понял там, чем стал Господень рай
после изгнанья Евы и Адама.
Как непристойно Крыму без татар.
Шашлычных углей лакомый угар,
заросших кладбищ надписи резные,
облезлый ослик, движущий арбу,
верблюжесть гор с кустами на горбу, и
всё кругом — такая не Россия.
Я проходил по выжженным степям и
припадал к возвышенным стопам
кремнистых чудищ, див
кудлатоспинных. Везде, как воздух,
чуялся Восток — пастух без стада,
светел и жесток, одетый в рвань, но с
посохом в рубинах.
Который раз, не ведая зачем,
я поднимался лесом на Перчем,
где прах мечей в скупые недра
вложен,
где с высоты Георгия монах
смотрел на горы в складках и тенях,
что рисовал Максимильян Волошин.
Буддийский поп, украинский паныч,
в Москве француз, во Франции
москвич,
на стержне жизни мастер на все
руки, он свил гнездо в трагическом
Крыму, чтоб днём и ночью сердце
рвал ему стоперстый вопль
окаменелой муки.
На облаках бы — в синий Коктебель.
Да у меня в России колыбель
и не дано родиться по заказу,
и не пойму, хотя и не кляну,
зачем я эту горькую страну
ношу в крови как сладкую заразу.
О, нет беды кромешней и черней,
когда надежда сыплется с корней
в соленый сахар мраморных
расселин, и только сердцу снится
по утрам угрюмый мыс, как бы
индийский храм, слетающий в
голубизну и зелень...
Когда, устав от жизни деловой,
упав на стол дурною головой,
забьюсь с питвом в какой-нибудь
клоповник,
да озарит печаль моих поэм
полынный свет, покинутый Эдем —
над синим морем розовый шиповник.
Фото активные, приключенческие, оздоровительные туры
3
Восточный Крым, чья синь седа,
а сень смолиста,—
нас, точно в храм, влекло
сюда
красе молиться.
Я знал, влюбленный в кудри трав,
в колосьев блёстки, что
в ссоре с радостью не прав
Иосиф Бродский.
Но разве знали ты и я
в своей печали,
что космос от небытия
собой спасали?
Мы в море бросили пятак,—
оно — не дура ж,—
чтоб нам вернуться бы в Судак,
в старинный Сурож.
О сколько окликов и лиц,
нам незнакомых,
у здешней зелени, у птиц
и насекомых!..
Росли пахучие кусты
и реял парус
у края памяти, где ты
со мной венчалась.
Доверясь общему родству,
постиг, прозрев, я,
что свет не склонен к воровству,
не лгут деревья.
Все пело любящим хвалу,
и, словно грезясь, венчая
башнями скалу,
чернелась крепость...
А помнишь, помнишь: той порой
за солнцем следом мы шли
под Соколом-горой
над Новым Светом?
А помнишь, помнишь: тайный скит,
приют жар-птицын, где в золотых
бродильнях спит
колдун Голицын?
Да, было доброе винцо,
лилось рекою. Я целовал
тебя в лицо —
я пил другое...
В разбойной бухте, там, где стык
двух скал ребристых, тебя
чуть было не настиг
сердечный приступ.
Но для воскресших смерти нет, а
жизнь без края —
лишь вечный зов, да вечный свет, да
ширь морская!
Она колышется у ног,
а берег чуден, и то, что видим,
лишь намёк
на то, что чуем.
Шуруя соль, суша росу ль,
с огнём и пеной лилась
разумная лазурь
на брег небренный.
И, взмыв над каменной грядой,
изжив бескрылость, привету
вечности родной
душа раскрылась!
1974, 1982
Фото природы Крыма
Город Керчь
Твоей тоской душа томима,
Земли утерянных богов!
Дул свежий ветр... Мы плыли мимо
Однообразных берегов.
Ныряли чайки в хлябь морскую,
Клубились тучи. Я смотрел,
Как солнце мечет в зыбь стальную
Алмазные потоки стрел,
Как с черноморскою волной
Азова илистые воды
Упорно месит ветр крутой
И, вестник близкой непогоды,
Развертывает свитки туч.
Срывает пену, вихрит смерчи,
И дальних ливней темный луч
Повис над берегами Керчи.
М.Волошин
Феодосия
В радостном небе разлуки зарю
дымкой печали увлажню:
гриновским взором прощально
смотрю на генуэзскую башню.
О, как пахнуло весёлою тьмой из
мушкетёрского шкафа,— рыцарь
чумазый под белой чалмой —
факельноокая Кафа!
Жёлтая кожа нагретых камней,
жаркий и пыльный кустарник —
что-то же есть маскарадное в ней,
в улицах этих и зданьях.
Тешит дыханье, холмами зажат,
город забавный, как Пэппи,
а за холмами как птицы лежат
пёстроцветущие степи.
Алым в зелёное вкрапался мак,
чёрные зёрнышки сея.
Море синеет и пенится, как
во времена Одиссея.
Чем сгоряча растранжиривать прыть
по винопийным киоскам,
лучше о Вечности поговорить со
стариком Айвазовским.
Чьи не ходили сюда корабли,
но, удалы и проворны,
сколько богатств под собой погребли
сурожскоморские волны!
Ласковой сказке поверив скорей,
чем историческим сплетням,
тем и дышу я, платан без корней,
в городе тысячелетнем.
И не нарадуюсь детским мечтам,
что, по-смешному заметен,
Осип Эмильевич Мандельштам
рыскал по улочкам этим.
1984
Херсонес
Какой меня ветер занёс в Херсонес?
На многое пала завеса,
но греческой глины могучий замес
удался во славу Зевеса.
Кузнечики славы обжили полынь, и
здесь не заплачут по стуже —
кто полон видений бесстыжих богинь и
верен печали пастушьей.
А нас к этим скалам прибила тоска,
трубила бессонница хрипло,
но здешняя глина настолько вязка,
что к ней наше горе прилипло.
Нам город явился из царства цикад,
из жёлтой ракушечной пыли,
чтоб мы в нём, как в детстве, брели
наугад
и нежно друг друга любили...
Подводные травы хранят в себе йод,
упавшие храмы не хмуры,
и лира у моря для мудрых поёт про
гибель великой культуры...
В изысканной бухте кончалась одна
из сказок Троянского цикла.
И сладкие руки ласкала волна,
как той, что из пены возникла.
И в прахе отрытом всё виделись мне
дворы с миндалём и сиренью.
Давай же учиться у жёлтых камней
молчанью мечты и смиренью.
Да будут нам сниться воскресные сны
про край, чья душа синеока, где днища
давилен незримо красны от гроздей
истлевшего сока.
1975
Чуфут-Кале по-татарски значит «Иудейская крепость»
Твои черты вечерних птиц безгневней
зовут во мгле.
Дарю тебе на память город древний —
Чуфут-Кале.
Как сладко нам неслыханное
имя назвать впервой.
Пускай шумит над бедами земными
небес травой.
Недаром ты протягивала ветки
свои к горам,
где смутным сном чернелся город
ветхий,
как странный храм.
Не зря вослед звенели птичьи стаи,
как хор светил,
и Пушкин сам наш путь в Бахчисарае
благословил.
Мы в горы шли, сияньем души вымыв,
нам было жаль,
что караваны беглых караимов
сокрыла даль.
Чуфут пустой, как храм над
пепелищем,
Ч у фут ничей,
и, может быть, мы в нем себе отыщем
приют ночей.
Тоска и память древнего народа
к нему плывут,
и с ними мы сквозь южные ворота
вошли в Чуфут.
Покой и тайна в каменных молельнях,
в дворах пустых.
Звенит кукушка, пахнет можжевельник,
быть хочет стих.
* * *
В пустыне гор, где с крепостного вала
обзор широк,
кукушка нам беду накуковала
на долгий срок.
Мне — камни бить, тебе — нагой
метаться на тех холмах,
где судит судьбы чернь
магометанства в ночных чалмах,
где нам не даст и вспомнить про
свободу
любой режим,
затем что мы к затравленному роду
принадлежим.
Давно пора не задавать вопросов,
бежать людей.
Кто в наши дни мечтатель и философ,
тот иудей.
И ни бедой, ни грустью не поборот
в житейской мгле,
дарю тебе на память чудный город —
Чуфут-Кале.
1975
В.Егоров. "Мы с тобой ещё будем в Крыму"
Золотого муската приму,
Пальцы стисну — аж хрустнут фаланги.
Нам поможет хранитель наш ангел,
Мы с тобой ещё будем в Крыму!
Нас еще изабеллы лоза
Исцелит от столичного сплина, -
Лишь бы годы не горбили спину,
Лишь бы солнце слепило глаза.
Где бы век ни пришлось куковать,
Сколько б жизнь ни расставила вешек, -
Как соленый миндальный орешек
Нам с тобой ещё Крым смаковать!
Отпускные деньки коротки,
Но они повторятся, ей-богу! -
Лишь бы смерть не пристроилась в ногу,
Лишь бы жизнь не брала за грудки.
Уроженцы рождественских стуж,
Накануне отъезда в столицу
Мы свои посмуглевшие лица
Запрокинем под солнечный душ!
Ни айву не хочу, ни хурму, -
Лишь бы море под солнцем искрило,
Лишь бы знать, уезжая из Крыма:
Мы с тобой ещё будем в Крыму!
август 1982
Анатолий Абдулов. Евпаторийские мотивы ...
И вновь мой город оживёт
Уж как он к лету принаряжен
И отдыхающий народ
Заполнит улицы, и пляжи
Да, будет так, и в этот год.
Гудки с вокзала поездов
Такси на площади рядами
Из многих южных городов
Мой самый тихий, Богом данный...
Все из желаемых удобств.
И новых тысячи людей
Его разбудут эхом гулким
Шагов, и поведут детей
Блуждая - к морю, переулком
Дивясь из камня красоте
И ровно 26 веков
Здесь памятники в тени летней
До них дотронуться легко
В конце 20-го столетия...
Начало мира ж-глубоко...
Опять по Фрунзе, что ни час
Звоночки третьего трамвая
И будет музыка звучать
И к полночи не умолкая...
Ей море будет отвечать...
Лечиться или отдыхать,
Иль так: приехать - окунуться
Кто - первую Любовь встречать,
А кто - побыть собой, очнуться...
А кто - Судьбы искать, опять...
Ждут дельфинарий и кафе
И официанты рано утром
От моря с солнцем под шафэ
Спешать работать в рестораны...
Девчонка - юбочка гофрэ...
И здравниц белых корпуса
Подобны кораблям мечтаний
В них книг - волшебного читанье
И игр - звонки голоса,
А для влюблённых - небеса.
И снова этот город ждёт
Тех, кто бывал и не бывали
Здесь взрослый время проведёт
Здесь детвора - не унывает...
Все дни как праздник - без забот...
Здесь я желаю вам найти
Того, что вы зовёте счастьем
Не говорить: "прощай - прости"
А в поездах, вас уносящих,
Не забывать сюда пути...
25.04.99
