Загадки страны Дори
Перевод и научное комментирование древнего письменного источника — дело чрезвычайно хлопотливое. Суть его не только и не столько в сложности овладения языком. Трудно достижимая цель переводчика состоит в передаче такого именно понимания переводимого текста, в целом и в деталях, какое было у творца подлинника. Даже когда можно, казалось бы, удовольствоваться элементарным дословным переводом, не удается все же избежать затруднений, порой весьма головоломных.
Вспомните такие выражения, как «Сидорова коза», «во всю Ивановскую», «не в своей тарелке» и т. п. Подобные идиомы есть и в других языках. Но если бы трудности перевода сводились только к этому!
Загляните в толковый словарь русского или любого иного языка. Вы увидите: чуть не каждое слово истолковывается при помощи фраз, то есть других слов того же языка. Немалое число всевозможных терминов имеет по нескольку, порою существенно отличных, оттенков смысла Часто при этом в разные исторические эпохи одно и то же понятие выражается различными словами, и, наоборот, одно и то же слово приобретает разный смысл. Короче говоря, многие слова вполне понятны только в контексте, то есть в связном изложении. Так я в переводе: лишь очень продуманная и взвешенная фраза достаточно близко (и то не всегда) передает понятие, выраженное на ином языке одним-двумя словами. Всякий перевод — это одновременно и толкование подлинника. Поэтому возможны различные переводы, нередко вызывающие споры среди специалистов.
Вы, конечно, не раз видели античные колонны, украшенные сверху пышными завитками литой или резной зубчатой листвы — аканфа. «Коринфская капитель», — скажет, не задумываясь, каждый, кто хоть немного знаком с древней архитектурой. Если б мы не знали, что на профессиональном жаргоне древнеримских строителей такая капитель звалась «капустой», то так бы и переводили — «капуста». Удивлялись бы столь далекому от кухни применению огородного растения и, возможно, приписали бы древним небывалый обычай украшать этим овощем дворцы и храмы. А затем, чего доброго, у кого-то достало бы смекалки «открыть» какое-нибудь культовое или историческое значение мнимого обычая. Куда не заведет логика, помноженная на догадливость и эрудицию, если исходное представление о предмете ошибочно!
Говорится это не для того, чтобы обесценить в глазах читателя всякое предположительное суждение. Мы хотим лишь подчеркнуть, насколько должны быть проверенными и обоснованными отправные положения любых умозаключений и гипотез.
В нашем случае исходные точки исследования крылись в небольшом по объему тексте — отрывке трактата на древнегреческом языке. Сравните два перевода — Кеппена и Кондратьева, и вы поймете, в каком трудном положении оказались археологи, обратившись к этому источнику. Оба перевода в общем верны, но ни тот, ни другой не передают вполне нескольких чрезвычайно нужных нам деталей. Одни из них не привлекли внимания обоих переводчиков, названия других попросту непереводимы и нуждаются в комментариях. Все это и потребовало нового историко-филологического изучения текста, которое провела Э.И. Соломоник1.
Как понять, например, определение местоположения «страны (или области) Дори», заключенное в словах: «там же»? На том самом берегу, где Алустон и Горзувиты, или вообще где-то в Таврике? Что такое пограничные укрепления Дори — «макра тейхе»? Это словосочетание не раз употреблено Прокопием в качестве некоего специального термина. Осторожный Кеппен, не найдя подходящего к случаю русского прилагательного, сказал просто: «стены» Кондратьев же перевел буквально: «длинные стены».
Видный русский ученый В.Г. Васильевский, пользуясь источником в оригинале, истолковал «стены» Прокопия как своего рода «засеки»2. Он так их и назвал, опираясь на некоторое сходство с русской засечной полосой, в первую очередь — близкое оборонительное значение системы этих стен и нечто общее в самом характере вытянутых в длину искусственных препятствий. И все же определение это непригодно, так как не выражает важной военно-технической стороны дела: «длинные стены» суть все-таки сложенные из камня стены, а не деревянные лесные завалы.
Ценнейший письменный источник, так сказать, не поддавался полному прочтению до той поры, пока не стало необходимостью понять, где, как и почему применялось в подлиннике название «макра тейхе». Для этого-то и надо было многократно проследить его употребление не у одного Прокопия, а у нескольких авторов.
В итоге такой работы кое-что удалось. Уточнено Военно-техническое значение термина «длинные стены» (которые в ряде случаев оказались совсем короткими): они служили преградами, но не оградами; они ничего не окружали, а лишь перегораживали уязвимые промежутки между естественными препятствиями, неприступными по своей природе; никогда так не назывались никакие замкнутые в себе укрепления. Такое понимание термина было проверено по сохранившимся сооружениям, обозначенным тем же термином у древних и средневековых авторов.
Составилось и более четкое представление о ландшафте Дори. Ведь ее описание у Прокопия, как и многое в трактате, ясное его современникам, для нас требует опять-таки не просто дословного перевода, а некоторой расшифровки.
Своего рода «примерка» уточненных исходных данных на археолого-топографическую обстановку средневековой Таврики вошла в археологическую часть задачи. Ее сильно облегчило достаточно ясное указание Прокопия на соседство этой области с Горзувитами и Алустоном, а также весьма прозрачные намеки на военно-политическую зависимость Дори от этих (а может быть, еще и других) византийских укреплений на побережье между Херсоном и Боспором.
Судя по всему, «Дори» Прокопия занимала незначительную территорию. Но, как бы ни были малы размеры этой «страны-области», вопрос о ее местоположении чрезвычайно важен для понимания всей раннесредневековой истории Крыма.
Вопрос о том, где находилась Дори, был поднят давно — в 30-х годах прошлого века. По сей день он не перестает занимать историков и археологов. С самого начала наметилось два варианта локализации стен, ограждавших Дори1. Один из них принадлежит П.И. Кеппену, который связывал Дори с южным побережьем подобно Алустону и Горзувитам. Сторонники второго варианта, отталкиваясь от некоторых неосторожных высказываний Дюбуа де Монпере, помещали ее ближе к Херсону — в юго-западном предгорье Крыма. Разумеется, каждый из вариантов имел определенное обоснование. Кеппен полагал, взвесив высказывания Прокопия и хорошо зная местность и памятники, что стены преграждали горные перевалы, через которые идут дороги из предгорий Крыма к поморью. Дюбуа предположил (поверхностно зная Крым и не очень-то считаясь с терминологией, а значит, и общим смыслом того же известия), что Прокопий подразумевал под «большими стенами» ряд укреплений в юго-западном Крыму на останцах Второй горной гряды (большинство их известно теперь под названием «пещерных городов»).
Случилось так, что второй взгляд надолго возобладал над первым. Хорошо сохранившиеся, доступные для осмотра укрепления в предгорьях юго-западного Крыма затмили и заставили забыть развалы камней — остатки примитивных «нагорных стен», как называл их Кеппен, затерянные где-то в лесных дебрях. Затем, вследствие слабой изученности всех вообще памятников крымского средневековья, возникла и стала беспрепятственно развиваться в целом ряде чисто кабинетных трудов2 идея о «таврическом римско-византийском лимесе» (укрепленной полосе) вокруг Херсона и будто бы связанных с ним «длинных стенах» юстиниановского времени, отождествляемых с «пещерными городами» и другими укреплениями в предгорье юго-западного Крыма. Эта «парообразная» концепция выросла, как облако, но — подчеркнем — не на результатах полевых исследований, т. е. не на твердой фактической основе, а лишь на общеисторических соображениях, на более или менее близких аналогиях, на весьма приблизительном картографировании и, главным образом, на логических умозаключениях, исходивших опять-таки больше из остроумных догадок, чем из фактов. Все эти чисто умозрительные построения выглядели хорошо, но лишь до поры до времени, пока не начали поступать противоречащие им фактические данные разведок и раскопок3.
Выяснилось, во-первых, что средневековые укрепления Таврики, якобы входившие в мнимый юстиниановский лимес, разнохарактерны (города, замки, монастыри) и возникли в разное время — в пределах V—XV вв. Оказалось, во-вторых, что «нагорные стены» — как известные Кеппену, так и обнаруженные после него — могут датироваться временем не позднее VIII—IX вв., когда они были разрушены. Характер же «нагорных стен» точно соответствует термину «длинные стены» (как понимал его Прокопий). Они-то и составляли действительно единую оборонительную систему, очевидно, направленную на защиту побережья от обитателей северной Таврики. Кроме того, вся археологическая и топографическая картина на перевалах и побережье совпадает с описаниями Прокопия, если их прочесть, изучив предварительно лексику этого автора.
Многолетние поиски «длинных стен» и «страны Дори» представляют собой, по существу, археолого-топографическое исследование, в котором все основано на крупномасштабных картах и топосъемках. Оно и завершается теперь археологической картой средневековой Таврики*.
В какой-нибудь другой книге этой же серии будет показан весь ход и конечные результаты многолетних археологических разведок. Кто только не был в них втянут! Загадка «утерянной» страны хоть кого заинтересует и сделает следопытом. Незаметная армия краеведов — учителя и школьники, рабочая молодежь и студенты, колхозники и агрономы, землеустроители и лесники, чабаны и охотники, — десятки людей разных возрастов и профессий внесли свой вклад в розыски археологических памятников, в том числе «длинных стен» Прокопия. Благодаря им археологи, несмотря на нелегкие условия самой местности — «сильно пересеченной», как говорят топографы, — относительно легко совершили именно то, что казалось безнадежно трудным: выявили сильно разрушенные памятники и охватили одновременным обследованием весьма обширные, заросшие лесом пространства горного Крыма. Куда труднее оказалось для некоторых археологов преодолеть свои же предубеждения, исправить застарелые ошибки, отказаться от привычных точек зрения и «окончательных» выводов.
Вернемся, однако, поближе к Гурзуфской крепости, пережившей «страну Дори» на целое тысячелетие. Зная, что эта крепость, как сообщает Прокопий, была в VI в. построена рядом с Дори, и убедившись в том, что из всех укреплений средневекового Крыма только стены на перевалах Главной горной гряды соответствуют «стенам» Прокопия, мы присоединяемся к кеппеновской, т. е. южнобережной, локализации этой страны.
Надо иметь в виду, что такая локализация еще не во всех деталях завершена. Что верно, то верно: археологическая топография останется топографией, стены на перевалах как будто те самые «длинные стены», ландшафт подходящий, местоположение Дори на побережье соответствует ему и обрисованной Прокопием исторической обстановке VI в. — все, казалось бы, сходится с источником. Но до сих пор еще не решена загадка: где они — неуловимые «готы» Прокопия? Где следы тех, которые были «превосходны» в военном деле, «гостеприимны больше всех людей», обрабатывали землю «собственными руками», прослыли «достаточно искусными земледельцами», «любили жить всегда в полях» и отстаивали от врагов свою землю, гористую, но приносившую «самые лучшие плоды»?
Поиски реальных следов обитателей Дори «на этом побережье» могут, конечно, стать специальной исследовательской темой, и в ней сольются по меньшей мере три задачи: историко-филологическая, археологическая и палео-этнографическая. Специалисты, которые будут над этим работать, имеют возможность начать с обобщения большого материала, накопленного от случая к случаю, но зато за долгое время и при том уже в какой-то степени систематизированного.
Все это еще впереди, а пока приходится признать, что на нынешнем уровне знаний о древностях Южнобережья нельзя уверенно приписать готам Прокопия какие-либо древние поселения или хотя бы отдельные жилища. Многочисленные в Гурзуфе и его ближайших окрестностях следы жизни прошлых эпох обычно относят либо к более раннему времени — первым векам н. э., либо к VIII— IX и последующим. В то же время, как увидим ниже, в Гурзуфе и вокруг него есть большие могильники, относящиеся к VI—VII вв. Не покажется ли странным или даже маловероятным такое явление? Чем объяснить его, если в самом деле такова действительность? И, наконец, такова ли она?.. Чтобы дать ответ на эти и ряд других недоуменных вопросов, необходимо обратиться к тому обширному и разнообразному материалу, о котором речь шла выше.
Представляем на суд читателя часть этого материала, изложенного в самых общих чертах, насколько необходимо в данной книге.
Литература и источники
1. Э.И. Соломоник. Свидетельство Прокопия Кесарийского о длинных стенах и стране Дори в Крыму. В сб.: «Археологические исследования средневекового Крыма». К., 1968, стр. 11—27.
2. В.Г. Васильевский. Житие Иоанна Готского. Труды, I, II, СПб, 1912, стр. 372, 384.
Примечания
*. Над этим, в частности, работает Крымский отдел Института археологии АН УССР.
Литература и источники
1. П. Кеппен. Крымский сборник, стр. 45, 61, 141, 147. Dubois de Montpéreux. Voyage autour du Caucase et en Crimée, t. VI, Paris, 1843, стр. 225 и сл.
2. А.А. Васильев. Готы в Крыму. Известия Российской академии истории материальной культуры (ИРАИМК). т. I, 1921, стр. 46 и сл., ИГАИМК, т. V, 1927, стр. 182; Н.И. Репников. Эски-Кермен в свете археологических разведок 1928 — 1929 гг. ИГАИМК, т. XII, 1932, стр. 138; В.Н. Дьяков. Оккупация Таврики Римом в I в. н. э. Вестник древней истории, 1941, № 1, стр.97; М.А. Тиханова. Дорос-Феодоро в истории средневекового Крыма. Материалы и исследования по археологии СССР (МИА), 34, 1953, стр. 324 и сл.; А.Л. Якобсон. Раннесредневековый Херсонес. МИА, 63, 1959, стр. 124; Его же. Средневековый Крым, М, — Л., 1964, стр. 11—12.
3. Е.В. Вeймарн. Пещерные города Крыма в свете археологических исследований 1954—1955 гг. Советская археология (СА), 1958, № 1, стр. 71 и сл.; Его же. Оборонительные сооружения Эски-Кермена. В сб.; «История и археология средневекового Крыма». М., 1958, стр. 48 и сл.; О. I. Домбровський. Стародавнi стiни на перевалах головного пасма Кримських гiр. Археологiя, XII, К., 1962, стр. 162 и сл.; Отчет об археологических разведках 1963 г. на Южном берегу Крыма. Архив Крымского отдела Института археологии АН УССР; Отчет Южнобережного отряда Крымской экспедиции Института археологии АН УССР (1970 г.). Архив Крымского отдела Института археологии АН УССР.
О.И. Домбровский
Фото красивых мест Крыма
