Французы в Москве в 1812 году
Верхом, в сопровождении свиты, очень медленным аллюром, предшествуемый разведчиками, Наполеон утром 14 сентября ехал к Поклонной горе, Москва сразу открылась взорам. Яркое солнце заливало весь колоссальный, сверкавший бесчисленными золочеными куполами город. Шедшая за свитой старая гвардия, забыв дисциплину, тесня и ломая ряды, сгущалась на горе, и тысячи голосов кричали: “Москва! Москва! Да здравствует император!” И опять: “Москва! Москва!” Въехав на холм, Наполеон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже: “Москва!” Наполеон даже в этот миг упоения победой и гордыней не забывал, чего стоило добраться до этой великой европейско-азиатской красавицы.
Ни Милан, ни Венеция, ни Александрия и Каир, ни Яффа, ни Вена, ни Берлин, ни Лиссабон, ни Мадрид, ни Варшава, ни Амстердам, ни Рим, ни Антверпен — ни одна столица, куда входили победителями его войска, не имела в его глазах и в глазах его армии такого огромного политического значения, как эта древняя русская Москва, соединительное звено Европы и Азии, ключ к мировому владычеству. В Москве император ждал просьбы смирившегося Александра о мире, армия ждала теплых квартир, изобильного провианта, всех удобств и всех наслаждений огромного города после мучительного похода с его полуголодными рационами, отсутствием питьевой воды, палящим зноем, постоянными стычками с упорным и храбрым врагом.
Люди, пережившие эти часы на Поклонной горе, генералы ли свиты и гвардии, простые ли гвардейцы, говорили потом, что для них это была кульминационная точка похода 1812 г.; они готовы были поверить, что сопротивление русского народа сломлено и что подписание перемирия, а затем и мира вопрос дней.
Солнце начало между тем склоняться к западу. Мюрат с кавалерией уже вошел в город и параллельным потоком несколько левее Мюрата в Москву вливался корпус итальянского вице- короля Евгения. Наполеон хотел принять депутацию от города тут, на Поклонной горе, и знал, что Мюрат и Евгений прежде всего, войдя в соприкосновение с московскими властями и московским населением, должны прислать эту депутацию с ключами от города. Но никакой депутации не являлось. Эта странность стала понемногу предметом разговора между свитскими генералами и офицерами, а потом и между гвардейцами. Вдруг совсем невероятная новость распространилась сначала в гвардии, а потом в свите и дошла немедленно до Наполеона: никакой депутации от жителей не будет, потому что никаких жителей в Москве нет. Москва покинута всем своим населением. Это известие показалось Наполеону настолько диким, настолько невозможным, что он в первую минуту просто не поверил ему. Наконец Наполеон решил покинуть Поклонную гору, и он подъехал со свитой к Дорогомиловской заставе. Затем он приказал графу Дарю подойти к нему: “Москва пуста! Какое невероятное событие! Следует войти туда. Ступайте и приведите мне бояр!” У Наполеона, по-видимому, осталось впечатление от докладов его шпионов, что высшие аристократы в России называются и формально “боярами”, вроде того как в Англии лордами.
Однако Дарю, съездив в город, никаких “бояр” оттуда не привел. Он только подтвердил, что город пуст, жители исчезли. “Но таково было упорство Наполеона, что он упрямился и ждал еще. Наконец один офицер, решив понравиться или будучи убежден, что все, желаемое императором, должно было совершиться, проник в город, захватил пять или шесть бродяг, довел их, подталкивая их впереди себя своей лошадью, до самого императора и изобразил, что это он привел депутацию.
Этот нелепый маскарад мог, конечно, только разозлить и оскорбить Наполеона: “О, русские не знают еще, какое впечатление произведет на них взятие их столицы!” — воскликнул он. Некоторое время он не двигался от заставы. Он ждал известий от Мюрата, который должен был первым подойти к Кремлю и занять его.
Мюрат со своим штабом и кавалерией вступил в Москву в середине дня. Еще накануне между ним и Милорадовичем состоялось соглашение: Мюрат, начальник французского авангарда, обязывался не беспокоить уходящую через город русскую армию, Милорадович, начальник русского арьергарда, обязывался не предпринимать со своей стороны никаких враждебных действий. Поэтому Мюрат не побоялся растянуть свою конницу по бесконечно длинному и узкому Арбату, хотя в случае сопротивления русским легко было нанести страшные потери этому растянутому узкому строю и решительно задержать его движение вперед. Все было тихо, глухо, мертво. Кое-где на углах пересекающих Арбат переулков стояло по нескольку человек. Французы передавали потом, что им странно и дико было ощущать себя среди громадного города, двигаясь мимо окон и дверей бесчисленных домов бесконечных улиц, как в пустыне. Угадывалось, что люди не спрятались, а что эти дома и дворы пусты, что никого в городе нет. На самом деле несколько тысяч человек (подсчетов сколько-нибудь точных не было и быть не могло) разного люда осталось в Москве. Тут были, во-первых, просто не успевшие бежать или не имевшие к тому никаких материальных средств и возможностей, во-вторых, иностранцы (французы, швейцарцы, итальянцы, поляки, немцы), надеявшиеся на благосклонность победителя, в-третьих, русские солдаты, отчасти дезертиры, отчасти случайно, по своей вине или без вины, застрявшие в Москве. Но эти несколько тысяч человек тонули и исчезали в пустоте огромного мертвого города.
Кавалерия шла осторожно, опасаясь засады, внезапного нападения ждали на каждом углу. Но молчание царило и час и другой, пока бесконечными потоками французская армия вливалась в город. Только когда головной отряд кавалерии Мюрата подошел к Кремлю, оттуда из-за запертых ворот раздалось несколько выстрелов. Французы ядром выбили ворота и картечью перебили нескольких человек, там оказавшихся. До сих пор не выяснено, что это были за люди. Трупы их были куда-то выброшены, и установлением их личности никто не занялся. Когда французы ворвались в крепость, то один из защитников с необычайной яростью бросился на французского офицера, стараясь задушить его, и зубами прокусил ему руку. Он был убит, как и остальные. Конечно, подобный эпизод не мог задержать французов перед Кремлем. Крепость была занята.
Именно духовенству пришлось тяжелее всего от нашествия французов. Среди солдат ходили слухи о богатстве московских церквей и монастырей. Врываясь в святые храмы, грабители сразу догадывались, что главное имущество церковное скрыто и, чтобы узнать тайник, подвергали мучению священников, грозили им смертью. Но духовенство держалось стойко, терпело побои я издевательства, иные и гибли от рук остервеневших солдат.
В Богоявленском монастыре разыгралась отвратительная сцена насилия. Прстарелаго казначея, иеромонаха Аарона, неприятельские солдаты, таскали за волосы и бороду приставляли штыки к его груди, допытываясь, где скрыто имущество. Потом монастырь разгромили и заставили монахов тащить награбленное добро. Монахов раздевали до нага, бросали в реку, многие потонули. Священника Сорокосвятской церкви о. Вельяминова замучили до смерти.
В Новоспасском монастыре наместника о. Никодима долго мучили поляки. Спасло его чудо. Когда уже были занесены над ним польские сабли, часы пробили полночь и в то же время окна осветились заревом близкого пожара. Поляки в суеверном ужасе разбежались.
Такие же ужасы, — кровопролитие, гнусное издевательство и кощунство,—происходили и в других монастырях. Не пощадили и монахинь. Святые церкви повсюду были осквернены. Из них сделали конюшни, казармы, мясные лавки. Не оставлены были и святыни Кремля. В Успенском co6opе вместо паникадила висели весы, на которых взвешивалось награбленное серебро и золото, переплавленное в слитки.
Мощи св. Филарета были выброшены на помост. Все ценные украшения были содраны до самого купола. В Архангельском соборе валялись разбитые бочки от вина и разная рухлядь. В Алтаре Казанского собора на месте выброшенного престола валялся труп лошади. Маршал Даву, проезжая с докладами в Кремль, ночевал в приделе главного храма Чудова Монастыря.
На полу церквей разводили костры, на престолах обедали. Наконец Наполеон догадался, что, оскорбляя веру русских, только озлобляет их, делает все более невозможным примирение.
Французы покидают столицу
К 1 октября у Наполеона созрело решение покинуть Москву. В начал он думал грозит Петербургу, но скоро оставил эту нелепую мысль. Тогда он предположил пробиться в южная плодородныя губерни и там перезимовать. Главное, что пугало Наполеона, чего он хотел всеми силами избежать — это возвращение по старой Смоленской дороги, по сплошь разоренному краю.
Войскам было приказано выдти из Москвы и стать около нея лагерем. Но перед окончательным выступлением Наполеон велел Мюрату напасть на русских, чтобы отвлечь их внимание от движения главной армии. Кутузов с своей стороны перешел в наступление. Мюрат 6 октября был разбит на голову около Тарутина, где находился русский лагерь. Некоторые французсские полки бежали в полном безпорядке. В этом славном деле был убит командир 2-го пех. корпуса храбрый генерал Багговут.
На рассвете 19 октября 1812 года полусожженная и разграбленная Москва наполнилась стуком копыт и громыханием колес - Великая армия покидала город. После 35 дней пребывания в городе, оставив в госпиталях несколько тысяч нетранспортабельных раненых и больных, наполеоновские войска начали свое убыстрявшееся с каждым днем бегство из России. Мимо Калужской заставы между двумя гранеными колонными, увенчанными двуглавыми орлами, на Калужскую же дорогу вытягивались колонна за колонной - более 14 тысяч конницы всех родов оружия, 90 тысяч пеших, обозы, артиллерийские парки, 12 тысяч нестроевых маркитантов со своими колясками навсегда уходили из Москвы.
Сам император, окруженный полками старой гвардии, покинул столицу России лишь около полудня. Уходя из Москвы, Наполеон, полный ненависти и злобы, велел взорвать Кремль. Но к счастью из подложенныхъ мин взорвались только пять, что причинило ничтожные обвалы стен. После тарутинскаго боя Кутузов, узпав, что французы покидают Москву, истово перекрестился и воскликнул: «Россия спасена».
Московском Новоспасском мужском монастыре еще и сегодня и можно видеть древние гробницы ближайших родственников первых русских царей с пробитыми в белокаменных крышках неровными дырами. Сокровища в гробницах искали французы. Александр 1 не ответил Наполеону ни на одно из трех его мирных предложения - и в отместку Наполеон велел саперам взорвать Кремль. С Кремлем справиться саперам не удалось - в руинах оказались лишь некоторые участки стены, две башни, здание Арсенала, Филаретовская и Успенская звонницы. Но Кремлевские соборы, монастыри, множество богатейших домов были ограблены подчистую.
“Мы тащили за собой все, что избегло пожара. Самые элегантные и роскошные кареты ехали вперемешку с фургонами, дрожками и телегами с провиантом. Эти экипажи, шедшие в несколько рядов по широким русским дорогам, имели вид громадного каравана. Взобравшись на верхушку холма, я долго смотрел на это зрелище, которое напоминало мне войны азиатских завоевателей. Вся равнина была покрыта этими огромными багажами, а московские колокольни на горизонте были фоном, который довершал эту картину.” - эти строки из дневника неизвестного французского офицеры были опубликованы в России лишь недавно18.
Впрочем сам Наполеон не считал свое отступление бегством. В приказе войскам говорится о марше в Смоленск, где будто бы были подготовлены зимние запасы для армии. “По-прежнему желая атаковать Кутузова, он двинулся дальше ускоренным темпом, собираясь в результате ожидаемой им победы отбросить Кутузова за Калугу и решив разрушить оружейный завод в Туле...” -писал маркиз де Коленкур в своих мемуарах о походе в Россию. Однако армия была иного мнения и хорошо осознавала, что в Москву им более не вернуться. Поэтому и у солдат в ранцах, и у офицеров в повозках были спрятаны все ценности, которые им удалось найти в Москве.
Судьба Великой армии была предрешена.
