Памяти тех, кто погиб в горах
На следующий день намечено восхождение на пик Корженевской всем составом сборов, а уже за полдень. Было начало августа, стояла великолепная солнечная погода. Путь, по которому мы шли впервые, оказался некоротким и небезопасным. До поворота на ледник Москвина по еле заметной тропе между камнями дошли быстро, а затем... Затем ледник встретил нас глубокими и довольно широкими трещинами, крутыми сбросами морен. Пришлось прижиматься к левому, а затем к правому берегу его нижнего течения.
Уже близился закат, а до Пыльной, где разбили лагерь ребята во главе с Толяном Винокуровым, оставалось ещё далеко. Одеты мы были весьма легкомысленно: в шортах и безрукавках. Лишь у меня вокруг пояса болтался свитер. В кармане — спички и сигареты. Всё остальное улетело в вертолёте. Предстояла холодная ночёвка на леднике. Это при минусовой температуре и без тёплых вещей! Мерлис всё время торопил меня и Володьку. Но я уже твёрдо знал: до Пыльной дойти засветло не успеем. Идти же ночью по леднику без верёвки — безумие. Тут и днём проще простого угодить в трещину, не рассчитав прыжок, и остаться там до второго пришествия...
Когда до полной темноты оставалось 15—20 минут, я заметил впереди по правому склону зеленоватое пятно — редкую полянку в хаосе камней у кромки гигантского ледника. Мы направились туда. Полянка представляла собой райский уголок, как мы успели рассмотреть, пока совсем не стемнело. Хотя высота её — не менее 4000 м над уровнем моря. Рядом журчал ручеёк чистейшей воды. На другом краю поляны виднелась недостроенная, а может полуразрушенная хижина. Стены её были сложены из камней и проконопачены дёрном. Быстро опустилась ночь, и разглядеть толком всю поляну мы не смогли.
Внутри хижины был деревянный настил, на котором могли лёжа уместиться трое пилигримов. Вдоль одной из стен — низкий стеллаж, заставленный разными стеклянными банками. Пока мы с Володькой обдумывали, как лучше перетерпеть ночь в хижине, появился Мерлис. В руках он держал огромный ворох тряпья. Похоже, остатки рюкзаков, ватных мешков и ещё каких-то дерюжек. В одну из хламид Вова тут же продел голову и стал похож на тривиальное огородное пугало. Но нам было не до смеха, холод уже основательно пробирал. Это чувствовал даже я в свитере. Витя сразу завернулся в обрывок ватного мешка.
Множество разбросанных старых деревянных ящиков — тары от стоящих на полках банок — обещали, что мы будем в тепле. Ребята перетаскали деревяшки в хижину, и я развёл перед настилом небольшой костерок. Володька застелил хламидами настил, оставив самую большую рванину, чтобы укрыться. Я сходил с двумя банками за прозрачной водой. За проёмом двери мы обнаружили старую, слегка помятую алюминиевую кастрюльку и, наполнив водой, поставили её на огонь. Вскоре кипяток был готов. — Жаль, нет заварки для чая, — пробурчал Мерлис, — был бы полный комфорт... — Что такое альпинизм? — произнёс в пустоту Володя и сам ответил: — Это не сложные или простые восхождения на вершины, как считают многие...
Нет, альпинизм — это чаепитие. Остальное всё — подходы... Вот и у нас троих состоялось почти классическое чаепитие (правда, без заварки) на подходе к Корженевской. Многие подходы со временем забываются, стираются в памяти, заслоняются другими событиями. Этот подход остался с нами навсегда... Мы попили горячей горной водицы и рядком залегли под хламидкой. Крайний к костру — дежурный. Он обязан поддерживать огонь ночью, которую мы разделили по времени примерно на три равные части. Первое дежурство досталось мне.
Подложив несколько разбитых ящиков в костёр и выкурив сигарету, я под тихое бормотание спящего Мерлиса тоже стал погружаться в сладкую дрёму. Деревяшки в костре потрескивали, выбрасывая снопики искр. Вдруг слабая тень обозначилась у хижины за костром напротив меня. Я стал напряжённо приглядываться. Тень густела. Без сомнения, это был человек. Чёрный, худой, с измождённым лицом, с неровной, полуседой, давно не видавшей бритвы щетиной. Воспалённые, кроваво-красные в отблесках костра глаза на мертвенно-бледном лице в упор, не моргая, смотрели на меня. Вероятно, я с не меньшим изумлением так же разглядывал гостя.
— Сейчас придёт Кидильбек, — тихо сказал он. — Вы заняли нашу обитель. Ему это не понравится. Мы много дней живём одни. Здесь так тихо, так хорошо... — Садись рядом, — сказал я, приподнявшись и сдвигаясь к ребятам. — Придёт Кидильбек, вот и ему место у костра, поговорим... — Нам нельзя... у костра, — сказал чёрный человек, — мы — холодные... — Это ничего, — ответил я неожиданно для себя, — мы тоже сегодня чуть не стали холодными... — Да? — усмехнулся он синими губами. — Жаль, что не стали, нас было бы больше... — Юра, не подходи близко к огню! — раздался голос из темноты.
— А то я потеряю тебя снова... — Вот Кидильбек пришёл, — тихо произнёс Юра. — Я был сначала один, но потом и он стал холодным, и мы теперь вместе. — Юра, уйдём, — вновь прозвучал голос из тьмы ночи. — Ты же видишь, что они ещё не созрели. — Куда мы уйдём? Ведь это обитель наша, а не этих людей. — При слове «людей» Юра как-то дико посмотрел на меня: — А вы скоро станете холодными? Я поёжился под его пронзительным взглядом и придвинулся к костру: — Не знаю, что такое «стать холодными». Мы не бываем холодными; когда нам холодно, мы разводим огонь, надеваем тёплые вещи...
— Холодными становятся все. И вы тоже ими будете... Холодными быть хорошо. Это покой. Это блаженство. Это свобода. В горах это ещё и красота... А тебя как звать? — вдруг спросил Юра. — Меня — Толя, а это спят мои друзья — Володя и Витя. — Спят? — переспросил Юра. — Они не спят, они готовятся стать холодными... — Нет! — в испуге вскричал я. — Ты всё врёшь! Раздался смех Кидильбека. Он звучал то сверху, то за моей спиной, то со стороны моих спящих товарищей. Я протянул руку к разбитым ящикам, чтобы подложить дров в костёр. — Не смей, это наше дерево.
Оно должно окаменеть, — закричал Юра и схватил мою руку своими костяными, холодными как лёд пальцами. Хохот Кидильбека зазвучал более грозно, переходя в рычание. — А-а-а, ты так! — взвыл я. — Прочь, оборотень, разрыхлю! — почемуто я сказал именно это слово. Володька и Виктор разом вскочили и уставились на меня. — Что с тобой, Толя? — спросил Мерлис. — Положи головёшку в костёр. Тебе приснилось что-то? — Нет, — произнёс я неохотно, — приходили Юра и Кидильбек, говорили, что это их обитель, запрещали поддерживать костёр, несли ахинею, будто мы скоро станем холодными...
Мерлис засмеялся. Сине-жёлтая дымка появилась над горами, обозначая скорый рассвет. Володя задумчиво смотрел в костёр. Настала его очередь поддерживать огонь. Мы с Виктором легли под рогожки и заснули. Я не слышал, как Володька провёл свой отрезок ночи и как он будил Мерлиса для дежурства уже в ранние предутренние часы, самые тягостные для человека, когда очень хочется спать, и сон особенно глубок. Я проснулся, когда лучи солнца запутались в моей седой бороде и весело покалывали обожжённые им и потрескавшиеся губы. Открыв глаза, я увидел Володю. Он задумчиво, как и ночью, смотрел на меня.
— Они приходили? — спросил я. Он отрицательно покачал головой. — Ребятаа! — услышали мы звучный голос Виктора. — Вылезайте из «обители». Посмотрите, что я нашёл... Мы с Володькой выбрались из недостроенной хижины и подошли к Мерлису. Из тщательно подобранных сланцевых, пепельно-чёрных плиток были сложены два невысоких обелиска. На восточной стороне каждого матово тускнели титановые травленные таблички: — А ребята-то были моложе нас, — печально сказал Гладченко... — Это тряпьё у хижины — остатки транспортировочных мешков, в которых они уже были холодными, — произнёс Виктор. — Ребята согрели нас своей последней одеждой.
Мы оставили на могиле несколько эдельвейсов, сорванных на поляне, и зашагали через ледник к Пыльной... Увидев нас, Винокуров закричал возмущенно: — Где же вы бродите, черти? Уже организованы группы для восхождения на Корженеву. Через час выходим. Впрочем, вы все в одной группе... Что, промёрзли ночью на леднике? Совсем стали холодными, слова сказать не можете? Мы разом вздрогнули и посмотрели в ту сторону, где была поляна, приютившая нас. И промолчали. Толян помедлил и произнёс скороговоркой: — Совсем зазябли... Ну поешьте, попейте чай... И по рюкзакам...
Идут годы. Нас становится всё меньше. То тот, то другой уходит в иной мир холодных, где тишь да благодать, где свобода и покой. В тот мир, с которым так случайно, так неожиданно удалось мне соприкоснуться. Через год не стало Володьки, ещё через два к холодным ушёл и Виктор. Они оба погибли в горах. И я остался один. Но скоро, может, завтра, наступит время встречи с друзьями. И скажу им, без сожаления покидая мир зла, лжи, насилий и страданий: — Здорово, ребята, я пришёл...
Рассказ опубликован в газете «Вольный ветер», на нашем сайте публикуется с разрешения редакции. Сайт газеты http://veter.turizm.ru/
