Начинающий турист
Многие годы я мечтал о дальних походах, далёких странах, о приключениях и открытиях. Учёба на географическом факультете лишь раззадорила меня, не утолив жажды странствий. Несколько раз я пытался уехать на работу подальше от дома, но каждый раз возвращался «несолоно хлебавши», всё больше разочаровываясь в своих возможностях и выполнимости мечтаний. Не знаю, что произошло той весной, почему я тогда решил сесть на велосипед. Не знаю. Всю весну и часть лета, как начинающий турист я упорно тренировался, объездив весь район.
Забирался в самые дальние уголки, крутил колёса по бездорожью, таскал велосипед через болота, записал массу географических особенностей района и, наконец, решился на серьёзное путешествие. Тогда из нашего местного автохозяйства в Кострому уходило несколько машин. Один из водителей согласился захватить меня вместе со всем скарбом. Я был рад неожиданной оказии, но осознал всю сложность предстоящего пути лишь в Костроме, куда мы приехали незадолго до полуночи. Машины уехали дальше, а я остался один на дороге у въезда в город. Уже давно стих рокот мотора, а я всё стоял в каком-то оцепенении, не в силах пошевелиться.
Из-за облака выглянула луна. Она брызнула мне в лицо серебряным светом, будто холодной, свежей водой. Я зачем-то провёл пальцем по спицам и только в этот момент всерьёз представил всю трудность задуманного предприятия. Тысячу километров предстояло крутить педали моей простенькой «Суры», а палатку, одежду и продукты везти с собой на багажнике. …От того первого вояжа остались очень сбивчивые впечатления – мельком пронёсшиеся мимо глаз городки, деревни, реки, леса. Я боялся, что мои силы иссякнут или велосипед сломается и превратится в бесполезную железку, потому торопился.
Лишь два последних дня отпечатались в памяти, как на плёнке. Оставив позади Суздаль, Владимир, Муром и Арзамас, я ехал по направлению к Болдино – посёлку, где некогда находилось имение А.Пушкина. С погодой мне, в основном, везло – все дни, за исключением самого первого, светило солнце, лето радовалось жизни. Путь проходил по второстепенным, порою заброшенным, забытым машинами, но заасфальтированным дорогам. А вот здесь, километров за сто до Болдино, крепко взбитые облака собрались вместе и затянули всё небо сплошными серыми клубами. В воздухе повисло предчувствие обязательного обложного дождя.
Я остановился у небольшого озерца. Местечко мне показалось привлекательным: весь противоположный берег порос высоким камышом и тростником, а меж кувшинок водили хоровод утки. Они, соблюдая строгую очерёдность, ныряли в воду, скрываясь на короткий миг и всплывая, как воздушные поплавки, и не обращали на меня никакого внимания. Даже когда я, намылившись, плюхнулся в воду, они только на миг напряглись, чуть вытянув шеи, а затем вновь продолжили своё занятие. Было сознание, что я начинающий турист, сполоснувшись и наскоро перекусив, поехал дальше. Через полчаса пошёл мелкий, но очень плотный дождь. Капли били в лицо и спину, сыпались за ворот куртки и стекали струями по плечам и груди.
Спустя час штормовка и свитер насквозь промокли, и мне удавалось поддерживать тепло только благодаря интенсивному движению. Идущие навстречу редкие «КамАЗы» волокли за собой тучу мелкой влажной грязной пыли, которая покрыла всю мою одежду и велосумки. Как назло, почти закончилась питьевая вода. Смешно: в кроссовках хлюпало, то и дело приходилось пересекать огромные лужи, капли били по лицу и велосипеду, а питьевой воды не было. Деревеньки на пути встречались, но находились они вдали от дороги, а уходить с асфальта не хотелось – грунтовки превратились в вязкое земляное тесто, и от одной мысли, что ради бутылки воды придётся месить эту грязь, становилось не по себе.
Изредка попадались стада коров и пастухи в длинных плащах, стоящие неподвижно, опершись на длинные шесты. Пастухи молча провожали меня взглядом. Машины стали встречаться ещё реже. Было непривычно слышать только шорох шин собственного велосипеда и мягкое шуршание намокшей цепи. Она, вращаясь, сверкала, будто отполированная – дождь смыл смазку. Я ехал и ехал, не останавливаясь, стараясь объезжать лужи с кипящей от дождя водой и ямы, то и дело попадающиеся на блестящей от воды поверхности дороги. Она петляла меж холмов, поднималась на взгорки, спускалась к небольшим ручейкам, весело журчащим в заросших густой травой руслицах.
Вечер тянулся очень долго, и было непонятно, то ли дождь усиливается, то ли ночь
берёт, наконец, своё. Стало ещё темнее: дорога нырнула в лес. Казалось, она проходит по глухому
коридору. Птицы умолкли. Листва виделась серой и безжизненной. Капли шуршали по ней, словно шарили по листьям длинными чуткими пальцами. Обочина различалась лишь по едва заметному отсвету. Я тянул до последнего, надеясь на прекращение дождя. Брюки прилипли
к ногам, словно пластырь, и казалось, что кожа отрывается вместе с материей; это сильно тормозило движение. Впереди обозначилась лесная опушка, а дальше опять начинались вспаханные поля. «Пожалуй, хватит на сегодня», – решил я и неловко слез с велосипеда:
усталость давала о себе знать.
Съехал с насыпи юзом на пятках, оставляя длинные глубокие борозды, едва удержав гружёный велосипед. Пройдя по высокой, пропитанной водой траве на опушке, я углубился в лес. Было совсем темно, но глаза уже привыкли к сумраку – я видел не только силуэты деревьев, но и каждую веточку на расстоянии 2–3-х шагов. Скорее всего, мне помогал в этом дождь – пропитанные влагой ветви и стволы едва заметно блестели в темноте. Путь преградил ствол огромного дерева. Я провёл рукой по нему – кора была гладкая, будто сложенная из длинных гладких чешуек. «Липа. Значит, лист широкий. Здесь должно быть посуше. Она, как зонт», – произнёс я вслух и удивился тембру своего голоса.
Он звучал глухо, а окончаний слов было почти не слышно, словно кто-то их отсекал. «О-о», – произнёс я и прислушался. Эха не было. Капли стекали с листьев и падали вниз, словно крупные горошины. Я прислонил велосипед к стволу. Руль чуть свернулся набок, будто велосипед тоже устал, как и я. Опустившись на четвереньки, я начал осторожно ощупывать землю руками, стараясь расчистить место от полусгнивших сучьев. Затем достал палатку и, быстро растянув её между двух деревьев, забросил внутрь спальный мешок и коврик. Теперь нужен был костёр. За день я не только промок до нитки, а ещё замёрз, будто долго плыл нагишом в холодной воде.
Я совсем не чувствовал кончиков пальцев, а мокрый насквозь толстый свитер еле-еле сдерживал дрожь тела. Он стал тяжёлым, как кольчуга, но продолжал впитывать новые капли, стекавшие с листьев. Я огляделся вокруг, надеясь увидеть где-то поблизости белую кору берёзы. Попытка показалась смешной и нелепой: темнота поглотила не только лес, но, казалось, и само время. Мне так везло с погодой, что утром я выбросил кусок бересты и тонкие сосновые лучинки, которые вёз на всякий случай с самого начала путешествия. Утром я был уверен, что они больше не понадобятся. «Глупец», – пробормотал я вслух. Растянул штормовку, словно маленький тент, и достал из сумки нож.
Для начала срубил несколько нижних, довольно толстых сучков сосны. На ощупь они были гладкие, без коры. Я поломал их на куски примерно равной длины, ножом расколол вдоль, потом начал стёсывать верхнюю – влажную – часть, превращая ветки в тонкие, украшенные стружками палочки. Очистил от влажной травы площадку под штормовкой и сложил шалашиком веточки и стружки. Долго и тщательно вытирал ладони, а затем осторожно вытащил из потайного отделения сумки коробок с остатками спичек, предусмотрительно упакованный в полиэтиленовый пакет. Несмотря на все мои старания, пальцы всё равно остались влажными.
Спички или ломались в пальцах, или тотчас гасли с шипением, не давая возможности «ухватить» пламя. Лишь десятой – последней остававшейся в коробке спичкой – мне удалось поджечь стружки, и ещё добрых десять минут я то «подстраивал» шалашик, подкладывая малюсенькие, величиной со спичку палочки, то, стоя на четвереньках и склонившись низко к едва теплившемуся пламени, дул на крохотные угольки. Наконец костёр разгорелся, и вскоре он с треском пожирал сырые толстые ветви. Его пламя освещало и палатку, и прислоненный к дереву велосипед, и огромный ствол липы, возле которой я нашёл себе приют на ночь.
Я вскипятил чаю, истратив при этом всю оставшуюся воду, съел целую банку тушёнки и полбуханки хлеба, не оставив на завтрак ничего, кроме пакета кефира. Глухой тёмной ночью я сидел один у костра, горевшего в двухстах километрах от моего дома, и смотрел на огонь. Сидел, удивляясь самому себе и пытаясь понять, кто я теперь: путник, странник, спортсмен, краевед или попросту чудак, которому не сидится дома? Моя подготовка к этому путешествию длилась 10 лет. Все эти годы я настраивался, убеждал и уговаривал себя отправиться в путь и, находя тысячу причин, отказывался от старта. Страх и лень держали меня 10 лет дома.
Так часто бывает в жизни: мы знаем, как нужно жить и что делать, чтобы остаться здоровым и счастливым, но делаем всё совсем наоборот. Я сидел у костра, с удовольствием вдыхая прелый запах леса и испытывая непривычный душевный подъём. Через полчаса усталость взяла своё, и я, не просушив до конца вещи, втиснулся в палатку, подстелил полусухую одежду под голову, а сам забился в тёплый спальник и заснул под стук барабанящих по крыше капель. Следующий день оказался самым трудным. Встал рано, солнце ещё не успело разогнать густой туман. Дождя не было, но с листьев стекали и падали на землю крупные прозрачные капли. Птицы, стремительно перелетая с ветки на ветку, кричали без умолку.
Мышцы ныли после вчерашней нагрузки. Кроссовки не высохли за ночь, пришлось надевать их влажными. Палатка набухла за ночь и не помещалась в чехол. Пришлось привязать её к передней раме велосипеда. Получилось как-то по-цыгански: разноцветно и неряшливо. Ополоснуться было негде. Я решил доехать до первой деревни на пути и там умыться, переодеться. Вывез грязный велосипед на дорогу и под скрип и хруст поржавевших за ночь его деталей отправился дальше. Поселений не было до самого Болдино. Я так и поехал по его улицам: в грязных свитере и брюках, с привязанной к раме палаткой. Первая машина, которую я остановил, чтобы поинтересоваться о дальнейшем пути, оказалась милицейской.
Люди в ней подозрительно оглядели меня с ног до головы и, ничего мне не ответив, захлопнули дверь и умчались по улице вперёд. К счастью, почти сразу же попался колодец. Я тщательно умылся и переоделся, отчистил и смазал велосипед. Чуть просушил палатку, и мне всётаки удалось впихнуть её в чехол. Было воскресенье, и музей Пушкина оказался закрыт. Я обошёл территорию музейного комплекса по периметру и, следуя указаниям местных жителей, повернул на восток, к селу Большое Игнатово. Но уехать далеко не удалось – милиция не дремала. Бдительные стражи порядка усиленным нарядом догнали меня и полчаса пытали вопросами.
Едва отбился от них, как асфальтовая дорога оборвалась. Вместо неё вперёд уходила насыпь, сплошь покрытая полужидкой после дождя глиной. Проехать на велосипеде было просто невозможно. Пришлось слезть с него и продолжить путь пешком, прямо по бездорожью, держа направление на едва виднеющийся впереди купол церкви. Часа три я шаг за шагом пробирался то по берёзовой посадке, то по густой болотной траве. Перетаскивал велосипед через броды, толкал на высокий крутой бугор, а в одном месте просто тащил его волоком по истоптанной коровьим стадом колее. Когда я вновь вышел на асфальт, солнце стояло почти в зените. Дорога была абсолютно пустынна. Солнечный свет казался белым, густым, даже каким-то матовым.
Он заливал тягучим, как патока, зноем всё вокруг. Широкие, словно опахала, листья стоящих у дороги тополей устало висели на черешках и нехотя подёргивались от ветра. Жаворонки взлетали над лугом, над засеянным полем и зависали в воздухе, смешно растопырив крылья и хвост, стараясь дотянуть взятую музыкальную ноту. На стойку руля плавно опустился кузнечик. Он покачал головой, то ли соглашаясь со мной в чём-то, то ли просто переводя дух, и, оттолкнувшись, улетел далеко в сторону. Меня вновь, как и прошлой ночью, охватил восторг. Я сел в седло и, легко нажимая на педали, без труда влетел на очередной бугор. Целый час меня не покидало ощущение стремительного, невесомого бега по скользким камням через бурный поток.Я не чувствовал усталости, велосипед сам собой ложился в изгибы дороги, ветер гудел в спицах, а за спиной один за другим оставались километровые столбы.
Сбила этот чудесный настрой старая бетонка, которая неожиданно пришла на смену асфальту. 30 км по ней разбили вдрызг заднее колесо, и я целый час провозился с ним, прежде чем смог продолжить путь. Когда к заходу дня я вскарабкался на последний подъём, мои силы почти совсем иссякли. С вершины холма открылся замечательный вид – панорама родного посёлка. Тысячекилометровый маршрут был пройден. Я вёз с собой несколько отснятых плёнок и исписанных листков – дневник похода. Усталость буквально валила с ног, но я понял, что состоявшееся путешествие – это только начало. Начало большого и увлекательного пути.
Статья опубликована в газете «Вольный ветер», на нашем сайте публикуется с разрешения редакции. Сайт газеты http://veter.turizm.ru/
