Московская осень
МОСКОВСКАЯ ОСЕНЬ
Стихи Аллы Медниковой.
Китайской тушью ветки наpисованы
По акваpели вымокшей Москвы.
И осенью, и осенью давно уж pастасованы
Колоды отлетающей листвы.
Сентябpьский ветеp близоpуко щуpится...
Какое дело небу до земли?
Окpаины, окpаины, запутанные улицы
Изгибы мостовых пеpеплели.
И что за непокоpство неизбежности,
Когда опpеделённое судьбой
Нежданное, нежданное тепло пpощальной нежности
В последний pаз обнимет нас с тобой.
Нелепы и бессмысленны пpизнания
Как дым от веток, бpошенных в костёp,
Когда любовь, когда любовь, застигнутая знанием,
Себе подпишет смеpтный пpиговоp.
Китайской тушью ветки наpисованы
По акваpели вымокшей Москвы.
И осенью, и осенью давно уж pастасованы
Колоды отлетающей листвы.
Георгий Лепский.
В флибустьерском дальнем синем море...
ОТ РЕДАКЦИИ: Согласно одной из версий, авторская песня в СССР началась со слова "надоело" -- "Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза. В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса..." "Бригантина" оказалась первой (по времени создания) массовой туристской песней, которую пели все, даже не интересуясь, кто её написал. А сделали это двое совсем молодых москвичей Павел Коган и Георгий Лепский. 23 августа этого года Георгию Соломоновичу исполнилось 80 лет. Мы сердечно поздравляем его с юбилеем и желаем ещё многих лет и многих песен!
Георгий ЛЕПСКИЙ:
-- Мне в юности повезло с друзьями. В нашем небольшом московском посёлке на улице Правды как-то сама собой сложилась сначала детская компания, из которой впоследствии выросли известные учёные, поэты, правозащитники... Безусловно, лидером нашей компании был Павел Коган, человек яркий и талантливый. Безудержный фантазёр и мечтатель, забияка и атаман. Его облик поразил меня, может быть, по контрасту, какой-то стремительной мужественностью, решительностью. Но более всего он был поэтом и романтиком, видящим жизнь возвышенно и взволнованно.
Мы быстро подружились. Жили совсем близко. часто бывали друг у друга. И вот как-то осенью 1937 года (мне тогда было 17 лет, а Павел был на год старше) сидели у меня дома. Не помню, кому из нас пришла идея сочинить песню, но мы сразу принялись за дело. Павел в то время был призванным в нашей компании поэтом и уже учился на первом курсе знаменитого ИФЛИ (Институт философии, литературы и искусств???); присев на стол, он за несколько минут написал первое четверостишие. Я довольно много играл на рояле, в основном по слуху; музыку никогда прежде сочинять не пробовал, да и ноты как следует записать не умел. тем не менее я храбро взял бумажку с текстом и стал импровизировать мелодию...
Сначала пришла музыкальная фраза на последние две строчки, а потом придумалось и начало куплета. Тем временем Павел в соседней комнате дописывал стихи. Кажется, не прошло и двух часов, как "Бригантина" была готова к "спуску на воду", стихи и мелодия появились одновременно. Откровенно говоря, авторы остались довольны своим произведением. Понравилось оно и нашим друзьям. В 37--38-х годах я написал ещё несколько песен на стихи моих друзей -- Павла Когана, Сергея Наровчатого, Евгения Аграновича. Эти песни пели на вечеринках в нашей компании.
Потом в моём музыкальном творчестве наступил большущий перерыв. С первого курса Московского института прикладного искусства меня забрали а армию. Шёл 39-й год, начиналась финская компания, стране были нужны не художники, а солдаты. Через два года срочной службы началась война... Связь с Павлом прервалась. Только в 43-м, спустя год, я узнал о его гибели в разведке под Новороссийском.
Демобилизовался я в 46-м. Поступил в Московский государственный педагогический институт -- там ещё не было ни Визбора, ни Якушевой, звание "Московский поющий" МГПИ получил несколько позже. Однако первую свою песню на собственные слова я написал, когда был студентом художественно-графического факультета. Тогда же начались первые турпоходы. И с тех пор я не прекращаю от случая к случаю сочинять песни.
Работал я в школе учителем рисования, водил в походы детей. Потом преподавал изобразительное искусство в МГПИ на факультете начальных классов, заодно руководил там самодеятельностью. Был у меня и квартет, и октет, я расписывал на голоса, и мои девушки пели -- в основном песни, которые тогда были "на слуху". На пенсию ушёл будучи старшим научным сотрудником Института художественного воспитания.
А "Бригантина", которая года два не выходила за пределы узкого круга друзей, сначала попала в ИФЛИ, где до войны учился Павел, потом в МГУ, а оттуда поплыла своими неведомыми путями, потеряв на какое-то время авторство и стала как бы народной... Невозможно забыть, как впервые услышал свою песню от незнакомых людей в поезде, как московские туристы пригласили меня в 1987 году на огромный слёт в Подмосковье, посвящённый 50-летию "Бригантины"... Трудно передать мои чувства, когда и ныне на любых концертах "Бригантине" подпевает весь зал.
За эти годы я написал более 250 песен -- как на свои стихи, так и на стихи различных поэтов, от начинающих до классиков. Конечно, ни одна из них не получила такой славы, как "Бригантина" -- ну что ж, кое-кто должен быть первым, а следующий -- уже второй, как не крути. Произошла счастливая встреча стихов с музыкой, а это случается не часто. Да и знаменитой песня стало спустя более чем двадцать лет после, того как была написана...
А я на брёвнышке сижу, молюсь: "О, боже мой!"
Она на камушках висит, полным-полна водой.
А он по ней ползёт, ползёт то вдоль, то поперёк,
Водичка хлюпает в большой его сапог.
А у меня в глазах туман - какой-то страшный сон!
А у неё перекорёжен в щепки весь кильсон.
А у него позеленела даже борода,
И все мы трое - ни туда и ни сюда!
Но прибежали двадцать пять отважных водников
И каждый с берега советует, как быть.
Тогда я кончил заклинать святых угодников
И стал картошку из байдарки выносить.
Я это брёвнышко в Москве припомню - боже мой! -
Мои молитвы над карельской голубой водой,
Буруны грозные, товарищей испытанных
Я вспомню там, среди людей благовоспитанных!
Благовоспитанные по реке не шляются,
В промокших спальниках в палатках не валяются,
Сырой тушёнкой с сухарями не питаются,
Их в туалете не кусают комары!
Но не придут к ним двадцать пять отважных водников,
Чтоб снять с порога их дырявую ладью,
И проживут среди ханжей и греховодников
Жизнь безопасную, но пресную свою!
А нам опять в буруны белые идти пора,
А ей опять пора чесать об камни стрингера.
А за порогом дали дальние нас ждут давно,
И всё нормально, всё как в жизни быть должно!
В год окончания института я отправился в турпоход. Как новичок -- я только что купил себе байдарку. И я совершенно случайно попал в группу с ребятами, которые тоже были совершенными новичками, - только один парень там на байдарке ходил где-то в Сибири. Вот. И оказалось, что это поход третьей категории, довольно-таки сложный, по реке Охте, в Карелии. Там было тогда пятьдесят два порога, говорят. Потом там построили плотину, сейчас порогов меньше стало.
И, конечно, мы не раз там кувыркались, продирали на этих камнях байдарки... И однажды я потерпел серьёзную аварию, когда мою байдарку прижало к брёвнам сплавным, и развернуло, залило водой и переломало всю её арматуру: погнулись все стрингера, кильсон этот деревянный в щепки разлетелся... И мы целый день стояли там на берегу, я ремонтировал свою байдарку, и, пока ремонтировал, у меня сочинилась вот такая песенка.
Статья опубликована в газете «Вольный ветер», на нашем сайте публикуется с разрешения редакции. Сайт газеты http://veter.turizm.ru/
