Рисунок
Музыка и стихи В.Ланцберга.
Кириллу Чернову
Это моя лодочка,
мартовская вода.
Сяду в свою лодочку
и поплыву туда,
где за стволами чёрными
брезжит туманный свет,
где и заснёт челн мой:
дальше пути нет.
Нет,
всё&таки есть один —
с птицей, что на груди,
что на моей груди
зимовала, —
вверх!
Видишь, плывёт река
паром под облака,
будто бы ей земли
мало...
Это моя дудочка,
мартовский звук глухой.
Снимет опять дудочка
боль мою, как рукой.
Снова порядок вроде
здесь, на кораблике, —
и улетит мелодия
в лето, к другой реке.
Там
солнце над головой.
Носятся над травой
звонкие голоса
человечков.
К ним
дудочки звук слетит.
Это конец пути.
Эхо его уйдёт
в вечность...
На первой проталине вешней
в неровной предутренней тьме
проснись, сумасшедший подснежник,
и встань, и звони по зиме.
Ты первый — и как бы некстати.
Ты странен — и, значит, один.
Держись, мой случайный солдатик,
твой полдень пока впереди...
Это моя комната.
Белый туман — стена.
Ночью любой тёмной
рамка на ней видна.
Дремлет моя лодочка
в рамочке на стене.
В полночь, моя лодочка,
ты подплывёшь ко мне...
Услышав сообщение (в тот момент ещё не подтверждённое) о смерти Владимира Ланцберга, один хороший человек сказал, что это было бы как-то уж слишком неправильно. Мы оба знали, что Берг (так называли его друзья) давно и опасно болен, и никто не может ручаться за успех лечения. Но первое ощущение было именно таким: этого не может быть! Это слишком даже для нынешнего проклятого года, когда один за другим ушли из жизни Вахнюк, Гольдин, Берковский. «И когда его не станет, что же, люди, будет с нами?».
Так написал когда-то сам Ланцберг о своём любимом герое, Маленьком Фонарщике. Впрочем, о песнях и стихах Ланцберга поговорим как-нибудь отдельно. Они остаются с нами, и потому можно не торопиться. Сейчас же о том, что не удастся включить даже в самое полное собрание сочинений. Есть люди, само присутствие которых в этом мире значит очень много. Можно не знать их мнения по тому или иному вопросу, можно не видеться с ними месяцами, но пока они есть, мир не сорвётся в хаос и пошлость. Именно об этом сложена русская пословица «Не стоит село без праведника».
Ланцберг и был таким праведником для нашей большой разношёрстной гильдии, именуемой «движением КСП». Никто не назначал его на эту роль, и сам он никогда на неё не претендовал. Она определилась сама собой из того, что он делал. Корифеи жанра по-азному относятся к движению, объединяющему их поклонников. Кто-то подчёркнуто отстраняется, кто-то добросовестно отрабатывает своё во всевозможных жюри, кто?то постоянно ведёт мастерские... Ланцберг, кажется, был единственным из выдающихся бардов, кому клубная суета была так же важна и интересна, как сочинение песен.
Или даже больше: в его жизни были годы, когда песни «не шли». Но не было сезона, когда в его доме не кипела бы подготовка к какому-нибудь слёту, фестивалю, летнему лагерю. Обычная картина: сорок человек на ограниченной площади что-то клепают, рисуют, печатают, едят, поют, спят. И среди всего этого Берг, паяющий какие-нибудь усилители или договаривающийся с кем-то насчёт бензина и спальников... Глядя на это, трудно было поверить, что собственное творчество Ланцберга началось вне движения КСП, куда он пришёл уже сложившимся автором.
По его словам, сочинять песни он начал лет в восемь, и от этой привычки его не смогла отучить даже музыкальная школа, которой он, как и полагается талантливому еврейскому мальчику, отдал дань сполна. Но после окончания школы пошёл по другой линии — в Саратовский политехнический институт. Сочинение песен, конечно же, продолжалось — какой студент в те годы не сочинял и не пел? Но даже и в то легендарное время не так уж часто случалось, что творение вчерашнего школьника отрывалось и от самого автора, и от его компании и неслось из конца в конец страны, передаваемое из уст в уста.
Так случилось с песнями «А зря никто не верил в чудеса...», «Не спеши трубить отбой...» и другими. Их пели, не ведая имени автора, пели так, как будто они существовали всегда. На рубеже 60-х и 70-х Ланцберга «открыли» саратовские КСП. В 1971-м он впервые приехал на Грушинский фестиваль и вернулся оттуда лауреатом, как и с трёх следующих. Песни шли одна за другой и тут же начинали звучать по всей стране, Ланцберга стали приглашать на гастроли, а в КСП родного Саратова он стал безуслов ым лидером. Да и профессиональная карьера инженера-механика электронной техники складывалась вполне удачно.
Но именно в это время лирический герой Ланцберга превратился из собранного, уверенного в себе и в своей правоте комиссара в мучительно рефлексирующего персонажа «Неуверенного монолога» и «Разговора с ненормальным». Вслед за ним и сам автор во второй половине 70?х последовательно отказывается от всего достигнутого. Он больше не участвует в песенных конкурсах. Он оставляет стезю инженера. Главным делом его жизни становится педагогика, причём самая безнадежная её разновидность — внешкольная, где нет ни средств принуждения, ни шансов сделать карьеру.
Наконец, в 1979 г. Ланцберг с женой и годовалой дочкой переезжают из Саратова в Туапсе, по его собственному выражению, «поближе не столько к тёплому морю, сколько к хорошим людям». (Добавим: и подальше от нормального жилья, стабильной зарплаты и налаженного быта.) Можно сказать, что из прежней жизни в новую перешли только песни. На самом деле они были там изначально, и сама эта новая жизнь строилась вокруг них, вырастала из физиологической потребности быть в жизни таким, каким ощущаешь себя в песнях. Уже через несколько лет Ланцберг становится одним из самых авторитетных деятелей движения коммунарских клубов — наиболее оригинального и эффективного творения отечественной педагогики.
Из опыта двух детских клубов, созданных им в посёлке Тюменском под Туапсе, через несколько лет выросла идея собственной, авторской школы. Здесь не место излагать её суть, но главное отличие её от школы обычной сам Ланцберг сформулировал так: «Придите в любую, самую передовую, самую богатую, самую-самую школу, зайдите в любой класс и скажите: “Ребята, завтра не будет”. Как вы думаете, как они к этому отнесутся? Так вот мы знаем, как сделать, чтобы это известие всех огорчило». Ё годы перестройки, когда невозможное на становилось привычным, порой казалось, что этот проект вот-вот воплотится в жизнь.
Но этого не случилось, и теперь уже никогда не случится. Конечно, место нынешней камеры хранения непременно займёт школа реального обучения и саморазвития. Но это уже не будет школа Ланцберга. Зато опыт детских клубов оказался куда плодотворнее в другом — из него прямо на глазах стала рождаться совершенно новая прикладная наука, которую Ланцберг по праву первопроходца окрестил «социотехникой». Предметом её интереса были возможности небольшой неформальной группы, соответствие структуры группы тем целям, которые она перед собой ставит.
А подопытным материалом стало движение КСП, благо нехватки желающих поучаствовать в деловой игре или летнем лагере, проводимыми «самим Ланцбергом», к тому времени не было.
Из игры «Выбор» — острого сравнительного эксперимента над разными моделями песенных клубов — выросло городское объединение «Зелёная гора», в свою очередь породившее уникальный слёт «Костры», а затем и Второй канал АП, вот уже десять лет собирающий вокруг себя наиболее живую и нестандартную часть нашего движения. «Практика показывает, что Второй канал в конечном счёте оказывается прав.
Тех, кого он отметил, через некоторое время начинают отмечать и другие инстанции», — резонно заметил бессменный соратник Ланцберга по жюри Второго канала Александр Костромин. Среди успешных проектов Ланцберга есть и «Анекдоты от Берга» — основанная им и с удовольствием пополняемая множеством добровольных соавторов коллекция смешных эпизодов из истории авторской песни и движения КСП. Собирание анекдотов плохо вяжется с ролью идеолога и вдохновителя. Но Берг, как никто другой, был свободен от подобных стереотипов.
Будучи человеком идейным, исповедуя и проповедуя вполне определённые убеждения и принципы, он никогда не был человеком идеологизированным. При оценке человека, песни или мероприятия показанный уровень таланта был для него куда важнее убогого критерия «наш — не наш». То же чувство позволяло ему никогда не путать коллективизм со стадностью, политические взгляды — с вдохновением, житейские неурядицы — с концом света, а умение наслаждаться жизненными благами — с готовностью пойти на всё ради них. Был у него и ещё один удивительный талант — дар дружбы.
Мы уже привыкли, что, когда умирает замечательный человек, у него сразу обнаруживаются сотни и тысячи друзей. Обычно это выглядит смешно, но в случае Ланцберга это чистая правда: он плотно и всерьёз дружил с огромным числом людей, уделяя каждому из них строго поровну — всего себя. (Больше доставалось только Ирине — жене, музе, соавтору, судье и ангелу-хранителю, главному человеку в Володиной жизни на протяжении почти 30 лет.) Как утверждают мои знакомые богословы, такой дар — один из характерных признаков святого.
Статья опубликована в газете «Вольный ветер», на нашем сайте публикуется с разрешения редакции. Сайт газеты http://veter.turizm.ru/
