Голодуха
На месте прорыва фашистской обороны на западных отрогах Лагонакского нагорья стоят обелиски павшим воинам. Сюда на День Победы собираются фронтовики, ветераны вооруженных сил Адыгеи, жители Апшеронского района и молодежь.
Здесь на поляне Папоротной у скромного обелиска в память о 70-летии остановки наступления врага, военные расположили армейские палатки, поставили солдатскую полевую кухню, сварили кашу и поминают сложивших здесь головы солдат 31-й стрелковой и 9-й горнострелковой дивизии. Здесь были остановлены прославленные дивизии рейха и отсюда началось освобождение Адыгеи от фашистов.
Меня пригласил в палатку ветеранов мой старый друг Валентин Васильевич Русляков и познакомил с рядом сидящим седовласым мужчиной Анатолием Борисовичем Сакуновым. Его грудь украшают боевые медали. Они старинные друзья и кумовья, много лет вместе работали на лесозаводе поселка Черниговского. А.Б.Сакунов не понаслышке знает об оккупации поселка, он был свидетелем обороны. Налили по сто грамм, помянули павших. Попросили рассказать хоть об одном эпизоде военного времени.
Волной налетели воспоминания событий тех грозных дней. Заблестели непрошенной влагой глаза на суровом морщинистом лице Анатолия Борисовича. Смахнув набежавшую слезу и немного успокоившись, он начал свой рассказ, про оккупацию немцами села Черниговского, то, что ему пришлось пережить в то лихое время.
Тонкий яркий лучик солнца пробился в оконце лесной избушки. Хата два на три, сделанная из турлука и обмазанная глиной на треть уходила в землю. Снаружи густо обросла крапивой и дурманом. Оконца были небольшие, так что солнце с трудом попадало внутрь избушки.
Лучик солнца пробежался по глиняному, застеленному сухой травой полу и остановился на глазах Толика. Толик зажмурился и повернулся на другой бок. Очень хотелось есть.
Это чувство, появившись с первым лучом солнца, сильно беспокоило. Оно не покидало его в последнее время никогда. С раннего утра и до позднего вечера, когда он измученный дневными заботами валился на пол, оно не оставляло его. Толик постоянно хотел есть.
Съесть что нибудь, хоть чем-то заглушить этот ненавистный голод. Только в некоторые ночи его радовали сновидения тех счастливых дней, когда его семья не была голодна.
Вот и сегодняшней ночью к нему пришел отец. Он был радостный, в глазах сверкали искорки, а щеки горели ярким огнем. Он пришел с охоты и принес большой кусок мяса дикого кабана. Мама, Анатолия, Прасковья Владимировна, сварила духмяный холодец. Толик проснулся, но не было холодца, не было и его отца.
Вот уже прошло несколько месяцев, как забрали его на войну. И ни одной весточки от отца они не получили от той проклятой войны. Немного позже по поселку Черниговскому поползли страшные слухи. Вернулся с фронта без ног один армянин, который рассказал, что все мужики, взятые на войну с поселка Черниговского, погибли под Ростовом на небольшом железнодорожном полустанке. Их состав попал под бомбежку немецких самолетов, а оставшихся раненых подавили немецкие танки.
Мать каждый вечер, стоя на коленях перед иконами, всхлипывая, просила боженьку вернуть им отца и мужа и ни на минуту не допускала мысли о том, что несчастья с ним никогда не случится.
В зыбке захныкал младший братик Толика, двухгодовалый Коля. Мать, скрипя проржавевшими пружинами старой солдатской кровати, встала, накинула на плечи заштопанный суконный платок и пошла к печи. С полки достала узелок с прессованным жмыхом, замочила небольшой кусочек и, завернув его в белую тряпицу, сунула эту соску в рот малышу. Братик с жадностью начал сосать. Ничего лучшего он давно уже не пробовал. Больше месяца как у матери пропало молоко. А их коровка раньше отца пропала на войне.
Встала спавшая с мамой младшенькая сестра Валя. Она, не смотря на свои годики, а ей было всего 4 года, старалась помогать маме по хозяйству. Толик Быстро соскочил со своей постели. Бросив старенькую фуфайку под материну кровать, отодвинул сено под лавку, громыхнул пустым чугунком, стоявшим на печке, с горечью вздохнув, что не чем поживиться, выскочил на улицу.
В их небольшом хозяйстве осталась еще одна живность. Это была старая курица-хохлушка. Она уже давно не неслась и не известно, почему мать ее не забивала, вероятно надеялась, что эта курочка пригодится им на черный день. В обязанность толика входило досматривать эту курицу.
Но были и другие дела, поважнее этой курицы. Поэтому Толик привязал один конец шпагата к ее ноге, а другой прикрепил за корень орешины, которая росла за сараем. Там курица должна найти для себя пропитание.
Теперь стоило найти в сарае орудие труда - плоскую заостренную с одной стороны железяку. С ее помощью до войны рабочие лесокультурники сажали в грунт саженцы леса. Толик приспособил этот инструмент для своих целей. Он целыми днями бродил по лесу, находил поляны, на которых росла Саранка с желтой, сладкой луковицей, дикий лук и заросли лопухов, у которых корневища годились для еды. Собирал корешки черемши и заячью капусту.
К осени в лесу созревали дикие яблочки-кислицы и дикая груша. Все эти лесные богатства собирались и бережно укладывались в заплечный мешок. К вечеру мама из этого добра сготовит прекрасный обед. Обед не жирный, не очень вкусный, но которым можно набить ненасытный желудок и заглушить этот страшный голод.
Солнце стояло в верхушках дубов и буков, когда Толик решил, что пора идти домой, там его заждались. Спустившись с горы и пройдя заросли орешника, он вышел на тропинку, идущую к их хутору. Тихонько насвистывая и подражая птицам, он вышагивал домой, но, не доходя с полверсты до дома, почувствовал что-то неладное. Что-то тревожное и чужое витало в воздухе.
Прибавив шаг, Толик подходил к поляне, где стояло их небольшое селение. Сначала потянуло дымком, а затем он почувствовал запах жареного мяса и горелых перьев. Перед их хатой на поляне ветром кружило пух и перья так знакомой ему курицы. И тут он заметил, что рядом с их хатой горит костер и на углях жарится его курица.
Вокруг костра стояли полураздетые люди. Они громко хохотали. В руках у них были бутылки со шнапсом и солдатские кружки. По одежде Толик понял, что это немцы.
На днях мама посылала его в Черниговский раздобыть хоть немного соли, и там, на сельской площади стояли, переговариваясь на незнакомом языке такие же солдаты. Толик оцепенел, как же это можно? Это же их последняя курица, их последнее спасение от голода и голодной смерти.
На парнишку солдаты не обращали внимания, и он прошмыгнул в хату. Она была пуста. На их небольшом столе лежали ломти сала, и круги колбасы стояли бутылки шнапса. На маминой кровати валялись серые шинели, на стене на крючке для одежды висел ремень с кобурой пистолета. Все это Толик увидел в одно мгновение.
Но свой взгляд он не смог оторвать от кругляка жирной колбасы. Все закружилось и потемнело в глазах. Не помня себя, парнишка схватил колбасу и сколько смог откусил от нее. В тот же миг получил сильный удар в голову и улетел под стол.
- Русиш швайн! – заорал немец. Удар за ударом тяжелых кованных сапог сыпался на тело мальчика. В это время послышался истошный крик матери. Оттолкнув фашистов, она как дикий зверь кинулась спасать свое дите. На помощь своему незадачливому солдату подоспели другие фашисты. Скрутив мать и детей, бросили их в сарай, а сами под звуки губной гармошки продолжили веселье.
Мама стонала лежа на сене в углу сарая, в разорванном платьице навзрыд плакала испуганная Валя, только маленький Коля также бессильно плакал. Толик приподнялся с земли, его тело разрывала страшная боль, один глаз заплыл и ничего не видел.
- Ну, вот и все!- подумал Анатолий.
-Что же делать? – и, не давая себе отчета, стал шарить по углам и стенкам сарая. Потянул за какую-то палку, торчащую из стены. Вроде бы подалась. Еще чуть-чуть разобрал куски сухой глины, и в стенке сарая образовалась дыра. Через несколько минут, и он был уже на воле.
Группа немецких солдат, пошатываясь, продолжала веселиться и пошла от хутора в сторону реки. Они на ходу раздевались, толкали друг друга и прыгали в воду реки Пшехи.
Толик замер, но тут услышал негромкий голос матери:
-Сынок! Беги!
В голове шумело. Одна мысль перебивала другую:
- Что делать? Куда бежать? – жуткий страх и боль от немецких сапог не давали сосредоточиться. Не осознавая происходящего, подгоняемый страхом и болью парнишка пополз. Вот уже и околица, впереди небольшой ручеек и густые заросли орешника. Дальше лес и свобода.
Толик опустил голову в струи ручья. Жадно, захлебываясь стал пить холодную жгучую воду. То ли в голове, то ли послышалось, вдруг он услышал не громкий голос:
- Эй, пацан! Ползи сюда! Мы здесь в орешнике!
-Кто еще там? Что за привидения? Кто они? Куда бежать? – мысли молотком били по голове.
-Да что с тобой парень? Кто это тебя так разукрасил?
- Немцы!
- Да ты что! Где они? Сколько их?
Сбиваясь, перескакивая с мысли на мысль Толик начал рассказывать о случившемся. Разглядывая группу людей, он понял одно, что это свои русские люди. Все они были вооружены винтовками. У одного на ремне висел наган, а в руках был автомат. И самое главное Толик не смог оторвать взгляд от фуражки военного, на которой алела звездочка.
Не зная почему, Толик заплакал. Толи ему стало жаль себя, толи своих родных, маму, Валю, братика запертых немцами в сарае.
-Ну, вот что парень, давай пока не пришли твои незваные «гости», веди нас к своей хате – сказал командир.
Не выходя на поляну, пригибаясь по орешнику, группа побежала к дому Толика. Вот и сарай.
-Мальчик сходи, осторожно посмотри, не пришли ли немцы! – попросил один из военных. Толик крадучись обошел хату. Никого не было видно, только один пьяный немец спал в хате на маминой кровати. На столе все также было разбросано, и на стене висел пистолет. Толик вышмыгнул на улицу. С реки доносился веселых гомон, возвращающихся немцев.
- Ну, парень все!
-Теперь лезь в сарай к своей маме. И смотри не высовывайся! Здесь мы обойдемся без тебя!
Все как то стихло, но не надолго, через несколько минут тишину разорвала автоматная очередь. Раздались гулкие хлопки винтовочных выстрелов. Раскатисто рванула граната. Затем все стихло. Дверь сарая отворилась. На пороге стоял все тот же военный с автоматом и красной звездой на фуражке.
-Выходите! Вы свободны!
-Ну, мать вам теперь здесь не житье!
-Быстро собирайтесь и в лес! Скоро здесь будут немцы!
-Куда же нам деваться? Куда идти? – заплакала мама.
-Идите в сторону Режета и Тубов. Там немцев нет. Люди помогут!
Захватив с собой узелок тряпок, семья быстро удалилась в лес. Группа военных проводила их почти, что до Волчих ворот. Затем военные повернули на восток, и ушли в горы.
Мама с ребенком на руках шла впереди. За ней неся свой нехитрый скарб, тащились Толик и Валя. Солнце уже клонилось за Оплепен, но было все еще жарко. От удара немецких сапог у Толика болела голова, было трудно дышать. Голод, жуткий голод не давал забыть о себе ни на одну минуту.
Толик вспоминал сколько еды осталось в хате после фашистов, корил себя за оплошность, за то что второпях ничего не взял со стола, проклинал того немца, который так и не дал ему откусить кусочек колбасы. Валя продолжала плакать. Мама, молча, несла малыша, и он уже не плакал.
Ночь застала путников в густом пихтовом лесу. Костер не чем было разжечь и Толик наломав пихтовых лап, соорудил что-то наподобие шалаша. Сели, рядышком прижавшись, друг к другу.
Поблизости в лесу заунывно кричали шакалы. Толик долго не мог уснуть. Его тревожили страшные воспоминания прошедшего дня. Озверелые немцы стояли перед глазами. Наконец измученные дети уснули и не слышали, как их мама среди ночи от постигшего их горя завыла волчицей.
Наутро проснувшись, Толик увидел, что его мама под пихтой нагребает из черноземной рыхлой земли какой-то холмик. Обложив его каменным плитняком, веточками пихты и вечнозеленым рододендроном, мама положила на седину холмика букетик горных цветов.
- Мама что ты делаешь? Где мой братик Коля? – спросил ее Толик.
-Нет твоего братика! Нет моей кровиночки! – зарыдала мама, обняв холмик.
-Отмучился он! Забрал его Боженька в свое царство небесное!
Через горные хребты, звериными тропами, убитые горем, забытые богом шли от фашистов беженцы. В сплошном зареве огня и дыма пылал Оплепен. Канонада от взрывов, стрекота пулеметов далеко разносилась по ущелью. В горах шла война.
Толик из последних сил шел за матерью, таща за собой сестричку. Он, то забывался, теряя сознание, падал, снова поднимался и шел. Очнулся он на руках страшного на вид существа. Но это был человек. Голова у него была обросшая длинной гривой и огромной черной бородой. Он нес Толика на руках, бормоча не знакомые слова.
- Ну, вот и меня забрал Боженька! – подумал Толик и снова ушел в забытье.
Очнулся Толик на кровати с чистой простыней. Рядом стояли мама и сестренка Валя. На краю кровати сидел волосатый дедушка. На столе стоял глиняный кувшин. Дедушка, наливая кружку, и путая русские и армянские слова тихо говорил:
-Пей дарагой малщик, пей арьян, он ползительный.
Много воды утекло с тех пор в реке Пшеха. Отгремели залпы той беспощадной войны. Нет у Анатолия Борисовича уже мамы и сестры. Но Боженька сбег его. За преданность Родине отблагодарила его Россия. Живет он теперь в достатке, помогает детям и внукам. Но не забыл он той страшной военной голодухи, того испытания что выпало на его детскую судьбу.
Закончив рассказ, Анатолий Борисович бережно смахнул обсыпавшиеся крошки хлеба на стол и положил их к себе в рот. И мы не удивились этому, хотя наш праздничный стол ломился от яств. Человек, испытавший голод, знал цену каждой крошки хлеба.
